Сказки под ивами - [28]
В общем, Кроту ничего не оставалось делать, как, блаженно закатив глаза, целиком и полностью предаться столь сладостному процессу пережевывания и глотания шоколадного трюфеля.
Наконец с шоколадом было покончено, и Крот вернулся к делу.
— Я вот что имею в виду, — сказал он. — Тебе стоит хорошенько все обдумать, и тогда, может быть, ты поймешь, что нет ничего страшного в том, чтобы обратиться к какому-нибудь…
— Съешь еще конфетку, дружище, — перебил его Рэт. — Это дело такое — сразу отбивает охоту болтать обо всяких пустяках.
Крот попытался что-то возразить на это, но не сумел. Шоколад накрепко связал его челюсти да и немалую часть мыслей.
— Ну что, согласен больше не говорить со мной сегодня о всякой ерунде? — осведомился Рэт.
Крот только молча кивнул, и друзья вновь занялись любимым делом — наблюдением за Рекой. Легкий ветерок шелестел в ветвях ив на другом берегу, а старые приятели сидели молча: Рэт предавался безмятежным воспоминаниям о счастливом прошлом, Крот же с немалой долей беспокойства размышлял о туманном будущем.
Прошло, казалось, очень много времени; наконец корабельные часы в доме пробили половину третьего, и Рэт заявил, что пора везти Крота обратно домой.
— Славненько посидели, — сказал он, — рад бы еще, да не могу. Что-то холодать стало, а у меня еще дел полно — нужно успеть вернуться домой засветло.
— Да-да, сейчас, Рэтти, — кивнул Крот, все еще не двигаясь с места. — Скажи мне честно, Река предупреждала тебя снова, уже после того, как ты услышал ее тревожный голос тогда, несколько недель назад?
— Да, — кивнул Рэт и вздохнул. — Знаешь, я услышал ее снова, и, более того, Выдра с моим Крысенком сплавали туда, к Городу, и опять пришли в ужас от всех этих грязных, зловонных фабрик, что стоят на берегах нашей усталой Реки.
Крот даже вздрогнул, вспомнив ужасный пейзаж в окрестностях Города.
— Плохие новости, дружище Крот, очень плохие. Внешне Река все так же хороша, но тем, кто умеет заглянуть в ее глубины, становится ясно, что она тяжело больна. Она страдает, мучится, и боюсь, ей будет все хуже и хуже. Когда дело пойдет на лад, мне неизвестно. Вот уж не думал, что доживу до таких лет, когда буду рад сказать: «Я уже стар, и мне нет дела до того, что случится в будущем». Но вот ведь какое дело — дожил-таки.
Так — тихо и без лишних эмоций — Рэт объяснил Кроту, почему он так упорно не желал говорить о своем здоровье. Старость приближалась — это было и так ясно, а стремиться сохранить бодрость и прыть не было смысла. Ему, Водяной Крысе, не было смысла даже жить, если умирала так горячо любимая им Река, а он ничем не мог ей помочь.
Они посидели молча еще немного, а затем Крот негромко, стесняясь, пряча глаза, решил вернуться к теме здоровья друга, использовав для этого убийственный довод:
— Знаешь, не хотелось бы мне об этом даже вспоминать, но все-таки… Ты действительно сдал, старина. Вот сегодня, например, день моего рождения. А ты, мой самый близкий, самый старый друг, забыл об этом. Я же не поверю, что ты поступил так по небрежности. Нет, все дело в твоем здоровье.
— Да нет же, понимаешь… — Рэт не знал, что сказать, чтобы хоть как-то извиниться перед Кротом и в то же время не выдать секрета.
— Нет, нет, не извиняйся, — перебил его Крот. — Пойми, я ведь и представить себе не мог, как провести этот день лучше, чем сидя с тобой на крыльце, — как мы всегда отмечали наши дни рождения. Поверь, я был очень рад отметить его именно так. А теперь вези меня домой, только не говори ни о чем Племяннику: он-то точно забыл поздравить меня. Мы с ним спокойно поужинаем, немного поболтаем, а потом я пораньше лягу спать — вот и все, что нужно в наши годы.
— Ну-ну, — усмехнулся Рэт, взяв себя в руки, и приготовившись разыгрывать комедию и дальше. — Не думаю, что ты будешь уверен в правоте этих слов, когда наконец доберешься до постели. Нет, разумеется, на данный момент я готов принести все полагающиеся извинения…
— Никаких извинений! Вперед, мой лодочник, вези меня домой!
Для мистера Тоуда этот день оказался куда менее приятным и спокойным.
Он встал довольно рано и, хорошенько позавтракав, облачился в походный костюм, оставив на потом лишь куртку, кепку и защитные очки. С альпенштоком в руках он прогуливался по террасе, когда Мастер Тоуд появился там же — первый раз за утро.
За ночь успели куда-то испариться решимость следовать за Тоудом по пятам и желание во всем подражать своему героическому опекуну. Одновременно к Мастеру Тоуду вернулось стремление к комфорту, а вместе с ним и желание любой ценой, под любым предлогом избежать того, ради чего так нелепо вырядился Тоуд-старший.
— Неужели вещи, сшитые в лучших парижских ателье, могут быть такими дурацкими? — изумился Мастер Тоуд.
— Они удобны и практичны, мой юный друг, и тебе придется привыкать к ним, — последовал ответ.
— Когда мы отправляемся в поход? После обеда? А в котором часу? — поспешил осведомиться Мастер Тоуд. — Дело в том, что, к моему величайшему сожалению, на меня нападает прогрессирующая слабость, и боюсь, скоро колени не смогут выдержать вес моего тела. Может так получиться, что мне, увы, придется остаться дома.
