Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила - [37]

Западня в западне,

жилец, в себя вселивший другого,

объятьем объятым,

вопрос в ответе.

(Шимбровска В. Небо[64])

Несколько лет назад я записала в своем дневнике: «Я вчера ощутила неприсутствие, вглядывалась раскрытыми от ужаса глазами в чувство неразделимости меня и бездны, в бессмыслицу моего существования; в чувство, которое растет и превращается в панический страх непонимания, кто я или, наоборот, понимания, что на самом деле я – никто». Я была подобна Инанне, нисходящей в бездну без одежды и украшений, обезличенно и отрешенно опустившейся на колени перед семью судьями. Но в отличие от нее я не превратилась в бесформенную тушу, а растворилась во мраке преисподней, превратившись в полное ничто. Бессмысленное скопление молекул, стремительно засасываемое пустотой… смерть витала надо мной.

Каждой, пережившей состояние депрессии, хорошо знакомо это ощущение поглощающей пустоты, которое испытывает Красная Шапочка, оказавшись в зияющей пасти кровожадного хищника.

Когда я отправилась туда во второй раз, то уже взяла «мою бабушку» с собой.

Моя шаманка – мой духовный гид, которая вот уже несколько лет сопровождает меня в моих странствиях по закоулкам души, погрузилась в эту пустоту вместе со мной. Она успела побывать там раньше и поэтому сказала: «Это место, покрытое мраком; темнота придает ему особую силу». «Да, – сказала я, – днем эта пустота, это ничто, скрываются под разнообразными масками». «Это все равно, что заблудиться в космосе, – продолжила она. – В глазах ужас перед бездонной пустотой… Ты знаешь, это то, что случилось с Адамом в Раю: Бог спросил его „Где ты?“, что подразумевает и „Кто ты?“, а он не знал».

Трудно передать степень облегчения и утешения, которые я испытывала, оттого что на этот раз в моей безликой пустоте я была не одна – со мной была спутница. Неожиданно мое пребывание там превратилось в своего рода учебную экспедицию во внешние миры (хотя более внутренних, чем они, не существует), к месту, которого достигают только самые отважные. Этому месту явно было о чем мне поведать. И она, моя спутница, уже знакомая с его языком, могла служить нам переводчицей. Леденящий душу, парализующий мою жизнь звон тревоги и страха вылился в слова: «Кто ты?» – спросила меня моя депрессия, и я все еще отвечаю; самой себе. Как легко, оказавшись, подобно нашей юной метафорической героине, на распутье взросления, быть похищенной в пустоту, очнуться в зловонной утробе хищника. И которая из нас на том жизненном этапе могла дать вразумительный ответ на этот вечный вопрос: «Кто ты?». И сколько из нас могут ответить на него сегодня?

И возрождение Красной Шапочки из волчьего брюха, как и возрождение Адама и Евы из Рая на Землю, не требует ответа на вопрос, а требуют лишь обязательной постановки данного вопроса. Потому что снаружи волчьей утробы, по ту сторону депрессии, извне первородного райского чрева – за пределами всего этого начинается жизнь, начинается путешествие длиной в человеческую жизнь, весь смысл которого – поиск ответа на все тот же вопрос.

И поэтому, когда в буддизме говорится «Я – ничто», когда Ницше говорит «Я – всё»; когда Дедал в романе Джойса утверждает, что он не должен своему другу денег, которые занял у него вчера, так как сегодня он уже абсолютно другой человек; когда Инанна-свет садится на трон Эрешкигаль-темноты и говорит ей: «Я – это ты», – все они в определенном смысле утверждают одно и то же.

Ты скажешь: ночь идет за ночью, день за днем.

Года проходят – в сердце ты отметишь.

Увидишь молнии и тучи за окном,

и только нового под солнцем не заметишь.

Но вот придут преклонные года,

Ты станешь днями дорожить на их исходе.

И скажешь: этот день уходит навсегда.

И скажешь: утром новый день приходит.

(Гольдберг Л. Песнь конца пути. Пер. Мири Яниловой)

Высвобождение

Наелся волк и улегся опять в постель, заснул и стал громко-прегромко храпеть. А проходил в ту пору мимо дома охотник и подумал: «Как, однако, старуха сильно храпит, надо будет посмотреть, может, ей надо чем помочь». И он вошел к ней в комнату, подходит к постели, глядь – а там волк лежит.

– А-а! Вот ты где, старый греховодник! – сказал он, – Я уж давненько тебя разыскиваю.

И он хотел было уже нацелиться в него из ружья, да подумал, что волк, может быть, съел бабушку, а ее можно еще спасти; он не стал стрелять, а взял ножницы и начал вспарывать брюхо спящему волку. Сделал он несколько надрезов, видит, просвечивает красная шапочка, надрезал еще, и выскочила оттуда девочка и закричала:

– Ах, как я испугалась, как было у волка в брюхе темно-темно!

Выбралась потом оттуда и старая бабушка, жива-живехонька, еле могла отдышаться. А Красная Шапочка притащила поскорее больших камней, и набили они ими брюхо волку. Тут проснулся он, хотел было убежать, но камни были такие тяжелые, что он тотчас упал, тут ему и конец настал.

Давайте попытаемся поместить охотника, условно, разумеется, в соответствующий уголок души; – охотник является человечной, окультуренной стороной дикого волка, и он, так же как волк, принадлежит бабушке: не случайно он, не раздумывая, привычно, заходит в бабушкину избушку; он считает своей обязанностью охранять старушку. Он отлично знает и самого волка, ведь их поединок длится уже не один день.