Сказки о русском слове - [12]
О том, как складывались на русской почве упомянутые различия в наименовании видов человеческой деятельности, дошедшие до нашего времени, рассказывает история языка и русского народа. Не вдаваясь в историю происхождения слов, отмечаем: робота и работа, а также работати, работьникъ и работьница и иные образования с тем же корнем представлены в самых ранних памятниках восточнославянской письменности (Срезн. Матер.). Кроме значения «рабство, неволя», в слове робота — работа заключалось и значение, каким оно обладает и сегодня. Наличие первого значения было неудивительно: когда применялся рабский труд, слово робота — работа означало и рабство, неволю. Отношение к работе-неволе обрело художественное выражение в замечательном литературном памятнике XIII в. «Слове Даниила Заточника»: «Лучши вода пити на своей воли, неже медъ в работѣ; луче единъ воробышекъ в своихъ рукахъ, нежели лебедь йс чюжих рукъ»[44]. И глагол работати значил «находиться в рабстве, в неволе», а затем — «служить», «трудиться». Работьникъ — это «раб, невольник» и вместе с тем — «слуга, работник» и, далее, «служитель», а работьница- «служанка, раба» (Срезн. Матер.).
Когда рабовладение отжило, отпали и обусловленные им значения, и в памятниках более поздней эпохи они не встречаются.
О том, какого свойства труд подразумевали под работой, когда подобное название носила и неволя, узнаем из тех же древних текстов. «Служебник Варлаама», XII в. содержит моление о тех, кто томится «въ лютахъ работахъ, и во всякой скорби и бѣдѣ». Нет сомнения, что речь идет о тяжком физическом труде, переносимом в одной чреде страданий со скорбью-болезнью и бедой. Основным исполнителем работы, основным работником на Руси являлся, конечно, крестьянин. Работа была уделом и ремесленников, мастеровых.
Знакомое ранним памятникам древнее значение глагола работати «находиться в рабстве, в неволе» выступало не только в земных условиях, но и в предполагаемых отношениях между людьми и богом, которые людям представлялись наподобие земных. Так же, как на земле были рабы и господа, все люди считались рабами божьими. Эта религиозная догма настойчиво проводилась в поучениях. Обратимся к примеру в «Изборнике 1076 г.»: «вьсею дшею своею работаи гви. иерѣомъ его покаряи ся» — всей душой работай для господа, духовенству его покоряйся. Работай здесь — не просто «трудись», а «трудись как раб, невольник, то есть раб божий», что особенно и подчеркивается недвусмысленным повелением покоряться духовенству.
О том, как приходилось работать крестьянам в эпоху русского средневековья, «сказывает» мрачная история крепостнической эксплуатации. Не говоря уже о нищете и голоде, над ними вседневно, постоянно висела угроза расправы, которая в хозяйственных распоряжениях, или «указах», их владык облекалась в зловещие формулы, вроде излюбленного обещания крупного вотчинника А.И. Безобразова «снем (сняв) рубаху, ободрать». Об условиях труда ремесленников дает известное представление жалоба иконописца. «Посадил ты меня, — взывает он к барину-нанимателю, — в такую погибел(ь)ную и худую избу что ни дела в ней ни покою тол(ь)ко мукою замучилис(ь) и глаза выкурили и совсем огноилис(ь) от поту и мокреди иконные дела портятся и делат(ь) и писат(ь) в ней невозможно хлеба и соли от милости твоей и харчю довол(ь)нова нет хлебом и солью и дровами заставил ты меня скитатца и хлебом по деревням побиратца», и далее горестно восклицает: «всяк дивится чем мы живимся кто лапти плетет тот слаще нас пьет и ест… ис сапогов в лапти обуваюсь и кожи х костям присушили» (Источн. XVII — нач. XVIII в., 45).
Для древних писцов-профессионалов их занятие было ремеслом и поэтому, разумеется, именовалось также работой. Неудивительно, что впоследствии и дьяки и подьячие, писавшие в старинных учреждениях, тоже в них работали, а не служили. Ограничимся одной иллюстрацией: «А в роспросе донские станичники… про нево, Михайла, сказали, что он у них на Дону человек знатной и у государевых дел и у войсковых писем работает войсковым дьячьим имянем давно» (1650 г.)[45]. Особенно охотно приказные дельцы работали за так называемые почести и другие взятки деньгами и натурой. В частной переписке XVII. в связи с вершением дел в приказах, нередко толкуют о гостинцах, потчевании и почестях, необходимых для задабривания этой приказной саранчи. «Помочь в твоем дѣле по моему челобитью учинилась Ларивоном Дмитриевичем», — пишет некий радетель одному из своих «добродеев» и многозначительно советует подумать о почести Лариону и дьякам Казанского приказа, чтобы и в дальнейшем было «лутчи и прочнее» (ГБЛ, ф. 29, № 1641). В другом письме читаем: «В Судном Московском приказе с под(ь)ячими говорил и они хотели тебе дружбу учинить да нечим попотчиват(ь)» (Пам. XVII ст. 39).
