Сказки Ледяного спокойствия - [20]

47. На улице - Сезам!

- Откройся, Сезам!

Тишина.

- Откройся, ты... Персик? Дынька? Оливка?

Гробовое молчание.

- Да я же знаю, что все-таки - Сезам!

Ни звука.

- Тыковка?

Ни слова.

- Свеколка?

Ни смешка.

- Сезам, ну откройся же!...

Похоронное безмолвие.

- Сезам, в бога душу мать, открывайся!

Презрительное затишье.

- Сезам, ну хотя бы чуть-чуть приоткройся...

Чадра откинулась волосатой рукой. Из женских одежд высовывался Одноглазый Хасан. Он протянул руку и отобрал у Али-Бабы винтовку со штыком.

- Верещагин, не заводи баркас! - успел прокричать Али-Баба.

Но его уже пригвоздили штыком к булыжной мостовой, а голос Окуджавы запел за кадром: "Спой! Песенку! Всем Друзьям! На улице Сезам, на улице Сезам!"

Баркас приближался, медленно переваливаясь.

Бурлила пена.

Сорок разбойников спешили на помощь Хасану, высматривая с лошадей кресты на дверях омоновцев и собровцев.

"Сейчас поближе подойдем", - пробормотал Верещагин.

48. Нарния навсегда

- И здесь наступают последние дни, - сказал Король Эдмунд.

- И здесь? Это не та ли Нарния, куда мы попали, когда умерли?

- Нет-нет, - пробормотал Король Юстас. - Так странно... Так много миров... По-моему, это какая-то не та Нарния...

- Однако это Нарния, я вижу сатиров, - настойчиво констатировал Король Питер. - Они напуганы. Враг рыщет по нашей земле...

- Но Лжепророк повержен в миг своего торжества.

Вокруг простиралась изуродованная Нарния - вырубленная, выжженная, вытоптанная, затопленная. Сгущались сумерки.

- Мы дождемся Аслана, - твердо сказала Королева Люси. - Я знаю, что он придет. Кто не служит Аслану, тот служит Таш...

- Великий Лев Аслан уже близко! - закаркали вороны и запели другие птицы и насекомые.

- Аслан! Аслан! Аслан! - со всех сторон, из зарослей, летел звериный рык.

И Лев явился, как и было предсказано. При нем развевалось зеленое знамя Нарнии с изображением умиротворенного зверя.

Аслан обнялся с друзьями, потом расстелил на траве карту.

- Колонна двинется с запада, - сказал Масхадов. - Фугас мы заложим здесь.

49. Не снимая сапог

У одного мельника был кот.

И вот у этого кота наступила очень буйная половая зрелость. Он принялся метить все подряд, особенно обувь - башмаки, галоши, шлепанцы. И самое страшное - муку, путая ее с "катсаном". Выпеклись бракованные хлебы. Так что мельник велел сыну взять кота и утопить.

Сын посадил кота в мешок и поволок к реке.

- Му! Му! Му-му! - доносилось из мешка.

Сердобольный сын распустил веревку и услышал, что кот ему пригодится, и дальше произошла всем известная история с обнажением, купанием, девичьим возбуждением и посадкой в карету.

Но вот во дворце опять начались неприятности. Кот затеял метить придворную обувь, ибо кошек при дворе отродясь не держали, а выйти наружу мешали ров, подъемный цепной мост, цепной же пес и стража.

Наконец, коту подарили огромные сапоги.

- Ссы туда! - велел ему фальшивый маркиз Карабас.

И напомнил, что нуждается в замке.

Кот пометил сапоги, надул в них, почесал в затылке и отправился в замок Людоеда. Стрелой полетел, так как сапоги его моментально превратились от надувательства в скороходы. Сто километров для бешеного котыля никакой не круг, а Людоед жил гораздо ближе.

Людоеда чуть не стошнило.

- Чем это от тебя так несет? - прохрипел он.

- Ферромонами, ваша милость, - проурчал кот. - Скажите, а вы все-все можете?

- Все, что угодно, - зарычал Людоед.

- Ни за что не поверю. Даже вот в такую маленькую кошечку можете превратиться?

Людоед зарычал еще страшнее, провернулся на каблуках и обернулся милой белой кошечкой с красным бантиком.

Тогда кот, скуля и воя, бросился на нее, схватил за уши и принялся драть.

- Хватит! - простонал Людоед, который был пассивный педераст в душе, но ни один заезжий рыцарь не догадался и не сумел удовлетворить его желание. Я не буду расколдовываться, я так и останусь кошечкой!

- Молчи, тварь, - просипел кот. - Убью!

И затрахал до самой смерти. Очень хотел услужить хозяину замком.

50. Несколько медведей

Бомжиха Машенька залезла в чужую дачную избу погреться. Жрать с бодуна не хотелось - так, поковырялась чуток, а светиться в хозяйских постелях она побоялась. Тоже поковырялась и решила: ну их. Хлебнула из холодильника специально отравленной водки для воров и через полчаса померла на чердаке. Убежала из злого мира.

Тут как раз явились Михайла Потапыч, Настасья Петровна и Мишутка.

Каша у них всегда была на столе, чтобы лапу обмакивать и сосать, и кровати постелены, чтобы греться зимой. А тут - две тарелки разорены, большая и средняя.

- С кем это ты жрала из моей миски? - рассвирепел Михайла Потапыч. Шатуна завела?

- Нет, это ты с какой-то Умкой покушал! Молодую захотел?

- А я все сам съел, дочиста! И вылизал! - похвастался Мишутка, думая пригасить назревающий скандал. Про посуду он знал хорошо, потому что в звериной школе им уже читали про елку, Ленина и "Общество Чистых Тарелок". "Трудное было время, - вздыхал учитель. - За грязные к стенке ставили". Помолчав, добавил: "Типа, в угол". И дал задание прочесть еще одну сказку: "Мальчик у Христа на елке".

Не тут-то было.

- С кем же ты тут валялся-то? - всплеснула лапами Настасья Петровна, заглянув в спальню. - С какой же это сукой?