Сказки для взрослых детей - [4]

Теперь самое главное: на клумбе у главного входа, в самой серёдке я посадила маленький тюльпан. Сейчас он — всего лишь луковичка, но если ты будешь следить за ним, аккуратно поливать, то он обязательно вырастет, распустится алым цветом и будет тебе напоминать обо мне. Ты и так не забудешь? Никогда-преникогда? Молодец.

Так вот: ровно через десять лет, начиная с сегодняшнего дня, ты должен будешь сорвать этот цветок и немножко подержать его в руках. Я заложила в него особые чары; они будут долго вызревать, но когда дозреют, то сами проникнут в твоё тело и выправят все отклонения. Ты станешь самым обычным человеком. Это будет моим последним подарком.

Прощай, сынок. И я тебя. Очень-очень.

СУРОК

— Обедать, право, должен я

И мой сурок со мною...

Какой там обед... Солнце уже почти село, по февральскому снегу, серому и плотному, как речной песок, ползут сумерки. Если не поспешу, придётся опять ночевать в сугробе под сосной. Холодно. Холодно. Дьявольщина, как же этот холод утомляет... К счастью, деревня уже не очень далеко, часах в трёх отсюда.

Бреду между рядами домиков-близнецов с красными черепичными крышами. В мешке за спиной раздаётся еле слышное сопение. Неожиданно сурок начинает ворочаться, и я без колебаний сворачиваю к дверям двухэтажного дома со странным снежным полотнищем, торчащим из стены. Ха, оказывается, это вывеска... Отряхиваюсь, костеря в мыслях нерадивого хозяина, и нащупываю дверной молоток, также облепленный снегом.

— Мы здесь пробудем до утра,

И мой сурок со мною.

Огненный клубок в камине ёжится, нервно катается по обугленным поленьям и изредка выстреливает языком пламени. На полу — светлый прямоугольник, перечёркнутый оконной крестовиной: первые солнечные лучи уже пробиваются сквозь облачную пелену. Подавив зевок, я поднимаю отяжелевшего от обильной трапезы сурка и усаживаю его на колени. Животное недовольно жмурится, поводит заплывшими глазками в разные стороны. Вот его взгляд падает на дальний угол, сурок на мгновение столбенеет и тут же начинает отчаянно вырываться. Когти у моего любимца большие и довольно острые, но я давно привык к его повадкам, поэтому моя рука крепко держит его за жирный загривок и не позволяет отвернуть глаза от угла, где уже начали медленно проявляться расплывчатые тени.

— Христиан-Теодор, — констатирует невысокий мужчина, сидящий в полупрозрачном кресле. На руках у него сурок необычной, пепельной расцветки; мужчина ласково поглаживает зверька. Мой сурок не мигая глядит на сородича и пугливо жмётся к животу.

— Теодор-Христиан, — киваю ему. — Ты сам знаешь, у меня всё тот же вопрос: ты не хотел бы вернуться?

— Знаю, но не понимаю, — пожимает он плечами. — Зачем тебе это? У тебя было всё. У тебя была принцесса — ты её не принял. У тебя была любимая женщина — ты её бросил, чтобы погнаться за мной. Между прочим, ради тебя она отринула свою природу. Вот ты мог бы подобное совершить, а?

Я молчу.

— В том городе ты был своим, — продолжает мужчина, — он уже готов был принять тебя и подчиниться. Такого доброго и мудрого правителя никогда не было ни у одного города. И не будет, по-видимому. Ты мог приносить людям пользу, вершить справедливость и всё такое. Зачем ты сбежал?

— Я тебе уже объяснял. — Я раздражён, но стараюсь этого не показывать. — Не понимаешь — значит, и не поймёшь. Послушай, ну ты ведь должен ощущать свою ущербность. Неужели тебе не хочется почувствовать себя полной личностью?

— Это ты — мне?! — делает он широкие глаза. — С каких это пор тень может почувствовать себя полной личностью?

— Мы с тобой будем единым целым, — продолжаю я привычный диалог, похожий на накатанную дорогу. — Ты будешь чувствовать то же, что и я. Неужели тебя устраивает жизнь в развоплощённом состоянии?

— Нет, конечно. Но тебя я ненавижу ещё больше, чем своё развоплощённое существование. Ты только и делаешь, что отнимаешь. У принцессы. У Аннунциаты. У себя. У меня. У меня, кстати, было целое королевство, молодая красивая жена и прекрасное будущее. И ты лишил меня этого всего в один момент. Ты не человек.

Я мрачнею ещё больше, но не говорю ни слова.

— Ты собака на сене, — заканчивает он. — А ещё ты лжец. Настоящую причину ты мне так и не сказал. Впрочем, это неважно. Да, мне несладко приходится. Но тебе, как я понимаю, хуже стократ. И это бальзам на то, что у меня вместо души. Прощай, бывший хозяин.

Очертания тщедушного тела начинают быстро бледнеть. Застывший на моих коленях сурок вздрагивает и обмякает. В углу никого нет.

Сегодня разговор длился почти вдвое дольше, чем прошлый раз. Будем считать это прогрессом.

— А завтра снова в путь пора,

Сурок всегда со мною.

Углубившись в лес, я нахожу подходящий плоский камень, тщательно очищаю его от снега и достаю карту маэстро Экхарта, стоившую мне всех сбережений. Где-то на юге Португалии мигает оранжевая точка — в следующий раз тень должна появиться именно там. Думаю, за год как-нибудь доберусь.

И тут на меня накатывает. Я едва успеваю сбросить куртку — и затем целую вечность корчусь на снегу, судорожно хлопая кожистыми крыльями за спиной и раня пальцы о стремительно растущие клыки. Краем сознания улавливаю перепуганный писк сурка. Если бы у меня была тень, она сейчас боролась бы вместе со мной. Впрочем, если она была со мной, такого бы не произошло.