Сказки для взрослых детей - [2]

— А вон та, чёрненькая? — ткнул пальцем в дальний угол повелитель гоблинов. Драконица обернулась и посмотрела. Худенькая черноволосая принцесска со скромной диадемой на голове грустно доедала выпавшую из миски плюшку.

— Что — та? — пожала плечами драконица. — Если б она была разумной, то подчинила бы себе весь табун. А они нею помыкают как хотят.

— Ну, не знаю. — Гоблин отхлебнул из бокала и задумчиво поглядел на принцесс, пытающихся прикрепить камешки на шёлковые лифы. — А что означает "стразики"?

— Разумеется, ничего не означает, — удивлённо посмотрела на него хозяйка пещеры. — Я думаю, это они так мяукают.

ПОДАРКИ СТАРОЙ ФЕИ

Ещё один?! Да сколько можно! Поубиваю летавиц. Жалостливые нашлись, т-твою душу...

Корзинка на крыльце заходится плачем. Через сплетенные прутья крышки видно, как внутри шевелится что-то розовое и белое. Вот делать мне, старухе, нечего, только о человеческих щенятах заботиться. Дура я всё-таки. Нельзя феям быть добрыми, это нарушение законов природы. Снег тает весной, волки едят зайцев, все феи — равнодушные эгоистки. И вообще я тут проездом. Длительным, но проездом. Тише, свёрток, не надо пищать. Сейчас тебя равнодушная эгоистка куда-нибудь пристроит, не впервой. Только доужинаю, не могу же я натощак колдовать, потом изжога страшная... Не хочешь сока? Смотрит он... Или ты — "она"? Нет, по-моему, всё-таки он. Хм, действительно, ярко выраженный "он". И на мордашку приятный. Но всё равно, насколько проще с котятами: "А вот кому крысолова, к песочку приучен, отдам в хорошие руки..." — и всё, в очередь выстраиваются хорошие руки. А ты явно к песочку не приучен, так ведь? И крыс не ловишь. И лишний твой рот никому не нужен. Сколько тебе — пару месяцев? Или больше? Давай я вот так тебя успокою, поспи немножко, во-от, совсем другое дело. И нечего хныкать, не верю, у тебя сон сейчас светлый и радостный, я его как раз для таких случаев сочиняла. Пришлось.

Куда ж тебя приткнуть-то?

* * *

Скользить по воздушной дорожке всегда приятно, а в моём возрасте просто жизненно необходимо, тем более, когда на руках такой увесистый парень. Ночная улица пуста, но в проулках мелькают серые тени довольно неприятного вида. К счастью, я им не по зубам, да и не видят они меня под пеленой пустоты, а вот случайному прохожему, если что, не поздоровится. Сразу видно: царь в отъезде, стража на службу чихает громким чихом, и городские хищники сразу почуяли слабину.

Все ворота и двери, проплывающие мимо, наглухо заперты. Я, конечно, могу и сквозь стены проходить, но не думаю, что к младенцу, который неведомо как образуется в замкнутой передней, отнесутся должным образом.

Медленно приближается царский терем. Даже не смотрю в его сторону: там точно искать нечего. А вот дальше, сразу за поворотом уже видна крыша с двойным коньком. Если не ошибаюсь, летавицы на прошлой неделе кое-что интересное про сестру доезжачего болтали...

Истошный визг раздался внутри терема, пробившись даже через утеплённые стены. Я выбросила в сторону левую руку, и в могучем бревенчатом заборе образовался проход: часть деревянного ограждения сдвинулась на одно мгновение в былое. Я быстро скользнула во двор, вернула на место брёвна и приникла к узорчатому вырезу в ставне.

Сверху по ступеням сыпались растрёпанные девки и бабы, громко голося и потрясая своими богатствами перед носами ошарашенных стражников. Старший охранник опомнился быстрее других и начал протискиваться вверх по лестнице, безжалостно расталкивая перепуганных женщин, за ним бросились остальные воины. Я завернула воздушную дорожку винтом и поднялась к верхнему окну.

Небольшая комната была вся уставлена горящими свечами. На расстеленной кровати извивалась и хрипло стонала женщина. Сцепив зубы, я сжала в кулаке висящий на шее Ключ, открыла проход в другой мир, ступила на Порог и начала мелкими шажками перемещаться по нему в направлении комнаты. Ступни обожгло болью, но подобные пустяки меня давным-давно не беспокоили: боль обычно неотделима от волшебства, а для некоторых обрядов она вообще служит единственным источником силы. Малыш недовольно зачмокал во сне, зашевелился, но сонные чары превозмочь не сумел.

Пол комнаты был устлан коврами, поэтому, когда я сошла с Порога и разжала руку, толстый ворс заглушил мои шаги. Отсюда было видно, что женщина лежит, широко расставив укрытые простынёй ноги; её большой живот время от времени сводило судорогой. Вроде всё как обычно при родах. Но отчего же тогда сбежали бабы?

На пороге возник старший стражник с бердышом наперевес. Цепкий взгляд пробежался по светёлке, задержался на оконной задвижке и остановился на женщине. Убедившись, что с роженицей не происходит ничего необычного, воин заглянул под кровать, торопливо обошёл комнату, потрогал задвижку на окне и подёргал замки на сундуках. Затем он наскоро оглядел все укромные уголки, в которых мог затаиться неведомый враг, ещё раз пристально всмотрелся в осунувшееся лицо, низко поклонился и вышел, уводя с собой столпившихся в дверях дружинников.

Я покачала головой и вздохнула. Обогнув кровать, я уложила малыша на лавку за дверью, протянула руку и осторожно приподняла покрывало.