Сказки для взрослых детей - [54]

Шрифт
Интервал

Наступила ночь. Город забылся в тревожном сне. Домашние животные затаились по своим углам. Даже вездесущие сверчки не тревожили воздух своими концертами. Не спал лишь один человек — Хун-Ахав. Это его тень украдкой промелькнула под высокими колонами храма Адоная. В обоих руках он сжимал большой бурдюк, наполненный какой-то жидкостью.

Долго он шёл, то и дело делая остановки. Во время первой из них жрец поставил ношу на неровную поверхность дороги. Кожа в каком-то месте продырявилась об один из множества мелких камешков, и теперь тоненькая струйка масла, используемого для храмовых светильников, едва заметная для глаза, окропляла путь злоумышленника. Но ему было не до того, чтобы обращать внимание на столь незначительные вещи.

Приблизившись к лесу, он открыл пробку и направил узенькое горлышко ёмкости на коренья деревьев и сухую траву, которой в изобилии было покрыто пространство между зарослями. Подготовка отняла немного времени, после чего жрец бросил бурдюк под деревья и извлёк из кармана трут и огниво.

Кто из вас видел лесной пожар? Представляете ли Вы, насколько опасное и страшное это зрелище? Вначале, словно ниоткуда, на свет появляется искорка, которая, попадая на сухую травку, разгорается. Возникают мелкие, на вид безобидные язычки пламени, которые с миролюбивым видом ласково лижут всё, к чему прикасаются. Но вот наступает минута, когда слабое пламя набрало достаточно силы. В один миг оно способно взметнуться к небесам и раскинуться вширь, с угрожающим шипением и треском охватывая более толстые ветки кустов, добираясь до самых верхушек деревьев. И вот, наступает момент, когда мощным огнём охвачено всё, и спасения от него уже нет…

Пока пламя разгоралось, Хун-Ахав поспешил отойти подальше от леса, опасаясь, что его силуэт на фоне яркого огня смогут увидеть издалека. Впоследствии, созерцая пожар из окна своего дворца, он с удивлением обнаружит, что никакой радости по поводу случившегося не испытывает. Мало того, в сердце всё сильнее щемит, ноги всё заметнее дрожат, словно в предчувствии чего-то ужасного.

Между тем, жители окраины, разбуженные отсветами пламени, поначалу устроили панику, разбудив половину города. Однако никто не ведал о том, что нужно делать. Тот лес всякому казался лишним. В нём не водилось зверей, на которых можно было бы устроить охоту, он мешал возведению новых застроек; на его кронах даже вороны не устраивали гнёзд… Поэтому люди стояли у черты города, созерцая картину пожара сонными глазами.

Царя будить не отважились, поэтому он спокойно почивал у себя. Утром, как всегда, предстоит поход к священной розе. Но жрец думал не о том, как бы попытаться спасти хотя бы один черенок куста, а о том, какое бы выражение лица, какую маску придумать для того, чтобы Атлас не заметил его причастности к беде. Впрочем, Хун-Ахав утешал себя мыслью, что в случае гибели белой розы царь может заболеть или вовсе погибнуть.

И действительно, едва войдя в царский дворец, он чутьём лисицы, характерным для всех злоумышленников, определил, что слуги чем-то обеспокоены.

— Что случилось? — обратился он к управляющему.

— С его величеством беда, — ответил тот. — Под утро его хватил апоплексический удар.

— Где он сейчас? — спросил жрец, втайне надеясь на то, что ему ответят: «Увы, царь скончался…»

— Царь находится в спальне, — ответил слуга. — Он плох, но врачи говорят, что через несколько дней совершенно поправится.

Такой исход не входил в планы жреца. И тут его осенило: «Наверное, роза выжила!» Несомненно, что пожар уничтожил большую часть огромного куста, но не исключено, что где-то ближе к центру круга уцелели какие-то корни и стебли.

Поднявшись к царю, Хун-Ахав увидел, что тот спит. Лицо повелителя было бледно, но дыхание — ровное и лёгкое, как у человека, который спит здоровым сном. Подчиняясь какому-то инстинкту, жрец приблизился к окну, из которого открывался вид на место пожарища. Огонь успел уничтожить лес до последней былинки; только лёгкие облачка дыма поднимались над местом, где он ещё вчера находился. Где-то там находится уцелевшая роза… «Наверное, к розе сейчас не пройти из-за сильного жара, — подумал Хун-Ахав. — Ничего, подожду до вечера…»

Однако небеса словно вступили в союз с преступником: уже спустя два часа небо покрыли тяжёлые тёмные тучи, из которых хлынул обильный ливень. Он прекратился довольно скоро. После обеда жрец уже спешил за город, совершенно уверенный, что последние остатки пожара угасли.

…Ноги ступали по пепелищу, увязая в нём по щиколотки, а то и глубже. Вскоре они вывели жреца на ровное место. Здесь тоже сохранились следы пожара, но в меньшем количестве: пожрав ветки розового куста, огонь не нашёл себе пищи и иссяк. И действительно, по краям, примыкающим к лесу, где температура достигала максимума, куст был выжжен дотла. Даже почва изрядно изжарилась, не оставляя корням розового куста никаких шансов на выживание. Но, пройдя несколько метров в направлении центра круглой поляны, Хун-Ахав увидел, что уцелела довольно большая часть растения. А ещё ближе к центру роза и вовсе не пострадала. На него смотрели сотни цветков, покрасневших от страданий и предчувствия большой беды.


Рекомендуем почитать
Вынужденное путешествие

Казалось, что время остановилось, а сердца перестали биться… Родного дома больше нет. Возвращаться некуда… Что ждет их впереди? Неизвестно? Долго они будут так плутать в космосе? Выживут ли? Найдут ли пристанище? Неизвестно…


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.