Сказки для магов - [11]

     И звёзды сочувствовали маленькому костру. Лишь они помнили, что маленький костерок, рождённый старым пастухом среди забытых гор, некогда оказался в руках Герострата.

      И память преступления горит внутри маленького жёлто-оранжевого пламени. И всякий, кто присмотрится к любому самому лампадному огоньку, увидит зелёный тон Вечного Покаяния.

ПТИЦА ФЕНИКС

     Жертвенная женственная птица внеземного происхождения невольно предчувствовала потаённые невзгоды. Окружающий её мир, наполненный незримыми флуктуациями, турбуленциями, извивными и недвижными потоками виделся ей пеплопадом. Пепел сыпал гуще и гуще. И в нарастающем чернеющем снегопаде гасли свечение и ликование. Казалось, пепел замер в недвижимом падении. И птица, словно защищаясь, повторяла необыкновенно настойчиво:

"Не смотри же так печально,

Ты не только человек:

Люди ангелам зеркальны,

Звёзды за изнанкой век.

Есть любовь, есть мудрость боли,

Только радость лучше всех.

Отпусти себя на волю

И любой простится грех"*

     Птице бормотались слова прощения, но в сердце неотступно вращалась одна лишь мысль. "Свобода всегда чуть-чуть смертельна". И птица не знала, что делать с этой мыслью. У птицы было чувство, что именно эта мысль норовит изжечь птицыну судьбу. Изнутри, незаметно, дотла.

      А вокруг пеплопад...

     И каждый раз всё забывалось и начиналось, как впервые, словно бессмертие нанизывалось мерами. И пепельная фата свободы.

"Не смотри же так печально,

Ты не только человек..."

Пленённая ветром

     К девочке прикоснулся ветер, и она пробудилась. Он коснулся её лица, и она почувствовала себя. Он ей понравился, и она подставила ему руку. Он лизнул, и сердце защемило. Но ветер был ветром, и в следующий момент он уже ласкал лицо. И было хорошо. Ветер был ласковым и приятным. И девочка играла с ним, подставляя то одну руку, то другую, то лицо. Или вовсе отворачивалась, подставляя спину. Он ласкал, они подружились.

      Ветер навещал её, и она рада была ему.

      Шло время, девочка привыкла к играм с ветром и ждала его. Девочка стала девушкой.

      Ласки, ласки. Как они притягивают! Как грубы прикосновения человеческие. Как нежна ласка ветерка!

      Он, ветер, вытеснил всё. И она не знала его, но ей было приятно с ним. Что может дать наслаждение большее, чем нега ветра? Его объятия нестеснительны, нескромны, и сердце щемит от прикосновения.

      Она училась, она овладевала и получала.

      Неожиданно откуда-то из-за спины, по спине, по щеке, по груди... И она сбрасывала с себя всё, что мешало ей. Она наслаждалась его изобретательностью и гордилась его мощью. Как смешно он волновал цветы, заставлял оживать и кланяться целые рощи, как смешно он гонял облака и лепил из огромных туч ландшафты, лица человеческие и уродов. Как с ним было интересно и весело. Она знала, что он всё время говорит ей о любви и красоте. И о чём-то ещё таком же, но временами ей казалось, что она чего-то ещё не понимает.

      Она резвилась или замирала, но куда ей... С ветром. И он вдруг уходил. Исчезал, как появлялся. Она обзывала его вслед. Ругала, звала, умоляла. И взрослела.

      Она стала женщиной, ибо возраст - это память, память тела, память души. Всё помнило о ласке ветра. Как грубы прикосновения человеческие! Она не понимала человеческого. Она старалась, но что сравнится с его дуновением!

      И злоба закипала от его непостоянства, и раздражала неожиданностью его появлений-исчезновений. Но тело помнило игры и утешения. И стало чуточку понятнее и привычнее вместе. Надо только ждать, и она училась ждать. Надо только уловить, и она училась этому. И чем дольше она училась, тем совершеннее был ветер, тем чаще он являлся.

      Неуловимым дуновением шептал ветер о любви. Она научилась ждать и научилась в миге слышать нежное приветствие.

      Она привязалась к нему, не смея и не умея объяснить. Лишь пробуждение - прикосновение утра, и он уже ласкает, как раб, как господин. А днём воспоминания, воспоминания. И ожидание. А к вечеру, когда всё стихнет, он становится ещё нежнее, обволакивая, словно шаль. И кто сказал, что он непостоянен! Вернее ветра нет супруга! Неожиданно его можно почувствовать везде и всегда - только пожелай. И она училась желать. "Ты - мой, ты - мой!" - повторяла она в самую тяжкую пору. И казалось, из самой неподвижности он нет-нет, да коснётся её: "И ты - моя". И женщина знала, что она его. Она для него. Она принадлежала ему, как принадлежали ему и облака, и дым, и жизнь. Как раба и как госпожа. Госпожа позже, когда она всё, что можно было узнать о своём супруге у людей и у него самого, узнала, но сколько до того ошибок и терзаний...

      Она назло ему изменяла с Солнцем, она обращалась с жалобами к Луне - его матери. Она ревновала, когда, отлетев от неё, он приставал к другим. Как сжималась её душа! Как завидовала она всем, к кому он прикасался! Но потом поняла - не поняла, всё вместе.

      Мужчины не ревновали своих жён к ветру - не понимала. Родители оберегали своих детей от дурных забав - а от ветра? С вет-ром никто не считался - он со всеми. И теперь все, кого касался её супруг, становились её родственниками. И странно, что другие этого не чувствовали.