Сказки Бустаная - [31]

— Я сейчас посмотрю, что у тебя в мешках, воду и еду заберу. Посмеешь подойти — убью.

Он действительно отошёл к верблюду, Моше понимал: забери погонщик его еду и воду и он погибнет в пустыне, но он не мог заставить себя подойти, предпочитая медленную и постепенную смерть быстрой и верной. Тем не менее, страха не было, только смертная тоска и отвращение. И ноги отказывались идти. И было противно представлять, как сталь войдёт в его плоть, а отвратный погонщик будет измываться над его безжизненным телом, или того хуже — над ним раненным.

Погонщик быстро вытряхнул один из мешков Моше на песок, размотал тряпки и завыл как шакал: вместо припасов под его ногами лежала грубая золотая статуя женщины с ребёнком на руках, лица у обоих ничего не выражали. Выпотрошив второй мешок, погонщик некоторое время стоял молча: в мешке оказалась ещё одна золотая статуя, изображавшая задумчивого, кучерявого старика с раскрытой книжкой.

— Так вот в чём дело! Вот почему буря и змеи! Ты вёз идолов! — поражённо простонал погонщик. — Будь же ты проклят! Сдохни ты в этой пустыне!

И, произнеся эти страшные слова, он взобрался на верблюда и медленно уехал. Ноги у Моше подкосились, и он сел на песок. Так он и сидел с окаменевшим лицом, впитывая наступающие сумерки, пока не почувствовал вокруг себя движение.

На некотором расстоянии от него из песка торчала группа невысоких камней в форме конуса с закруглённым верхом, словно стёртые зубы. Мало того, что ему начало казаться, будто он сидит в чьей-то открытой пасти, так ещё от камней явно исходило ощущение тяжёлых и пристальных взглядов. Моше отодвинулся назад и чуть в сторону, но и сзади и с боков кто-то смотрел. Там тоже выросли редкие кучки стоящих рядком конусообразных камней. Ну, точно пасть, в которой зубы растут даже из нёба. Она медленно захлопывается, вот что такое эти надвигающиеся сумерки! Моше весь сжался, ёрзая и быстро оглядываясь. Ему показалось ещё, что камни потихоньку вылезают из песка, становятся выше и придвигаются ближе.

От страха, напряжения и ветра у Моше заслезились глаза, в них заплясала рябь, и стало совершенно отчётливо казаться, что камни шевеляться. И они действительно шевелились. Теперь было отчётливо видно, что это похожие на людей фигуры, закутанные в тёмные ткани, внутри которых происходило медленное шевеление. И шорох песка не заглушал их громкое перешёптывание. Моше зачем-то поискал холодной рукой нож, но тот исчез в песке. Он всей кожей ощутил пришедшую смерть, гораздо более страшную, чем он ожидал.

Моше перебрал читанные когда-то заклинания, но в себя как в мага он ни на грош не верил. Тогда на язык, как волшебный меч в руку, прыгнула молитва «Слушай Израиль», последнее оружие любого иудея и, заодно, в случае неудачи, лучшая отходная. Он заставлял себя не смотреть, действует ли молитва, но сильно в этом сомневался.

Вдруг раздался новый шум: смесь людских криков, верблюжьего рёва, лошадиного ржания и тяжёлых ударов копыт о слежавшийся песок. Моше вскинул голову и увидел, как из облака тёмной пыли вылетают распластавшиеся в скачке десятки коней и верблюдов с всадниками на спинах. На одном из передних верблюдов, упираясь ногой куда-то в шею, стоял во весь рост человек, крича и размахивая над головой то ли огромной горящей саблей, то ли бичом, то ли ухваченной за хвост молнией. Дикий визг атакующих всадников стелился навстречу низкой песчаной позёмке, размётывая её во все стороны. Мимо уха Моше свистнула стрела, и сзади зашипели от боли и злобы.

Они уже были совсем близко к нему, эти закутанные, шевелящиеся и ломкие фигуры без лиц, рук и ног. Стрела угодила в ближайшую, и в месте раны её бок осыпался песком. Часть тварей, наклонившись вперёд, словно шли против ветра, потянулись к всадникам, вокруг засвистели стрелы, шипение слилось в один звук. Всадники были уже рядом, оцепеневший Моше стал узнавать их одного за другим и чуть не рухнул без чувств, уже от удивления. На верблюде с огненным бичом в руке стоял Шаалтиэль, его невозможно было не узнать. Бич резал тварей пополам, и они рассыпались смесью искр и песка. Рядом правил верблюдом держащий копьё Якуб, а Натан стрелял из лука, как и скачущий недалеко от них на своём тонконогом коне Узиэль. Огромный торговец, дравшийся во дворе вакиля, сидящий верхом на крепком пегом коне. налетел на одну из тварей и пластал её двумя своими саблями, тёмный песок летел во все стороны, конь слушался колен, но бился и стонал от страха. Знакомые, знакомые, знакомые, они накатывались из пустыни волной, сметая нечисть.

Скоро ни одной твари не осталось, с десяток последних на глазах Моше ушли в песок. Оглушённый Моше стоял в окружении всадников, тупо глядя перед собой.

— Укравший идолов Яаков, настигнутый Лаваном, — ехидно произнёс спокойно севший в седло Шаалтиэль, по толпе прошёл смешок, и Моше неожиданно отмер.

— Живо, уносим ноги! — Шаалтиэль одним движением подхватил ученика и втащил его на своего верблюда.

— Оставьте меня, я же нечист от ваших грехов! — закричал Моше.

Тут уже все засмеялись по-настоящему.

— Какое самомнение! — просипел опять совершенно больной, хлюпающий лиловым носом Узиэль. — Да от пары только моих грехов тебя бы разорвало как надутую лягушку, сопляк! Якуб, прибери золото!