Сказка про Щелкуна и мышиного короля - [19]

XIV. Заключение

Рррр – бух! Маша упала с неизмеримой высоты. Что это был за толчок! Она открыла глаза, и что же? Маша лежала на своей постельке, солнце светило в окно, а пред постелью стояла госпожа Штальбаум и говорила:

– Как можно так долго спать, Маша! Все уже давно сидят за столом.

Вы, разумеется, уже догадались, что Маша, утомленная всеми виденными ею чудесами, заснула в Драгантовом замке, и что негры или пажи, а может-быть сами принцессы отнесли ее домой и положили в постель.

– Ах мама, милая мама, в какие удивительные места водил меня сегодня ночью молодой господин Дроссельмейер! Какие я видела чудеса!

Так говорила Маша и принялась все подробно рассказывать госпоже Штальбаум, которая смотрела на нее с удивлением.

– Все это тебе приснилось, – сказала госпожа Штальбаум, выслушав рассказ Маши. – Перестань теперь об этом думать.

Маша уверяла, что она все это видела на самом деле, а не во сне. Тогда госпожа Штальбаум подвела ее к стеклянному шкафу и вынула Щелкуна, стоявшего по обыкновению на третьей полке:

– Глупая ты девочка, сказала она, – посмотри: ведь это простая деревянная кукла. Как же ты можешь верить, чтоб она разговаривала и двигалась?

– Мама, я очень хорошо знаю, что Щелкун племянник дяди Дроссельмейера, что он молодой господин Дроссельмейер из Нюрнберга.

Мать и отец весело засмеялись при этих словах, а Маша чуть не заплакала.

– Милый папа, сказала она, – ты смеешься над моим Щелкуном, а он тебя очень хвалил и в Драгантовом дворце при мне сказал принцессам, своим сестрам, что ты известный доктор!

Родители засмеялись опять; расхохотались даже сестра Луиза и Фриц. Тогда Маша побежала в другую комнату, проворно вынула из своей шкатулочки семь коронок Мышиного царя и подала их матери:

– Смотри, мама: вот семь коронок Мышиного царя, которые в прошлую ночь принес мне молодой господин Дроссельмейер в доказательство своей победы.

Госпожа Штальбаум с удивлением рассматривала коронки, сделанные как будто не человеческими руками из какого-то необыкновенного, блестящего металла. Сам доктор не мог достаточно на них налюбоваться; оба, мать и отец, стали требовать, чтобы Маша сказала откуда у ней взялись эти коронки. Она не могла сказать ничего другого, кроме того что уже сказала, и горько заплакала, когда отец строгим голосом назвал ее лгуньей.

– Ах я бедная девочка, говорила Маша, – что мне сказать? что мне сказать?

В эту минуту отворилась дверь, и вошел дядя Дроссельмейер.

– Что это такое? сказал он. – Почему Маша плачет? Что с нею? Что у вас тут делается?

Доктор Штальбаум рассказал как все было и показал коронки. Едва увидел их дядя Дроссельмейер, как сейчас же засмеялся.

– Что это за вздор! воскликнул он. – Это те самые коронки, которые я несколько лет тому назад носил на цепочке от часов, а потом подарил Маше в день рождения, когда ей минуло два года. Разве вы не помните?

Ни доктор Штальбаум, ни его жена не могли этого припомнить, а Маша, заметив что лица родителей повеселели, бросилась к дяде Дроссельмейеру:

– Дядя, закричала она, – ты все знаешь. Скажи, что я говорю правду, что мой Щелкун твой племянник, молодой господин Дроссельмейер из Нюрнберга, и что он подарил мне коронки!

– Все это вздор, чистый вздор, проговорил дядя Дроссельмейер и насупился.

А доктор Штальбаум взял Машу за руки и начал говорить ей с серьезным видом:

– Послушай, Маша. Оставь все эти Фантазии и бредни. Если ты еще раз скажешь, что Щелкун племянник господина Дроссельмейера, то я выброшу из окошка и Щелкуна, и всех твоих кукол.

Понятно, что бедная Маша не смела теперь говорить про то что наполняло всю её душу, потому что нельзя же было ей забыть все чудеса, которые она видела. Даже Фриц не хотел слушать сестру, когда она хотела рассказать ему про удивительное царство, показанное ей Щелкуном. Говорят, он раза два проворчал даже, что Маша „глупая выдумщица», но только едва ли это правда. Верно то, что он сделал своим гусарам парад, извинился в напрасной обиде, которую он им причинил, разрешил им снова играть гвардейский марш и приделал им к киверам отличные новые султаны. Да! А мы-то с вами лучше знаем, как вели себя Фрицевы гусары во время сражения с Мышиным царем.

Итак Маша не смела более говорить про свои чудесные приключения, но картины виденного ею волшебного царства все носились в её воображении. Ей чудилось розовое озеро, слышались звуки; ей стоило только закрыть глаза, и все опять восставало пред нею как живое. Маша стала мало играть и долгое время тихо сиживала одна, вся погруженная в себя и ни с кем не разговаривая. Вот однажды случилось, что дядя Дроссельмейер чинил большие стенные часы, а Маша сидела у стеклянного шкафа, пристально смотря на Щелкуна. Наконец она как-то невольно заговорила с ним:

– Ах, милый господин Дроссельмейер, если бы действительно вы были живой, я не поступила бы с вами так как принцесса Пирлипата и не прогнала бы вас за то, что вы из-за меня перестали быть красивым молодым человеком.

– Все это вздор, все это вздор! закричал дядя Дроссельмейер.

Но в ту же минуту раздался такой треск и произошел такой сильный толчок, что Маша без чувств упала со стула. Когда она опять пришла в себя, госпожа Штальбаум хлопотала подле неё и говорила: