Сказка о гусляре - [2]

Бездыханная валится,

А как в чувство привели,

Поднялась она с земли

Да сказала воеводе:

«За труды твои в походе

Царь тебя вознаградит.

Жив он — сердце мне твердит.

А войскам за подвиг бранный

Серебром воздай чеканным

Да из царских погребов

Выдай сорок сороков

Самолучших мерных бочек, —

Пусть пируют дни и ночи.

А теперь, прости, пойду

Бедовать свою беду».

Воеводе поклонилась

И в светлицу удалилась

Одинёшенька одна

Государева жена.

В государстве басурманском

Во дворце своём султанском

Заскучал султан Махмет —

Опостылел белый свет.

Басурманских войск остатки

Воротились в беспорядке.

Да из тех, кто уцелел,

Мало кто остался цел —

Не убит, так покалечен.

Похвалиться вовсе нечем,

Нет поживы никакой, —

В плен лишь ратник взят простой.

Он в одежде был неважной,

Домотканой да сермяжной,

И не знал Махмет-султан,

Что в плену — сам царь Иван.

Царь с врагом геройски бился,

Но от войска отдалился,

Был погоней увлечён,

И попал в засаду он.

Сила ломит и солому!

Может, вышло б по-иному,

Да одним из басурман

Ловко брошен был аркан,

И ремень в разгаре сечи

Охватил царёвы плечи.

Так толпою басурман

Полонён был царь Иван.

Он, понятно, опасался,

Ни пред кем не открывался,

Чтоб негаданно ему

Не попасть навек в тюрьму

Да не сгнить в темнице душной.

Царь работать на конюшне

Послан был и стал рабом.

Вот и всё пока о нём.

Над столицей басурманской

Расписной дворец султанский

Возвышался до небес.

Много было в нём чудес,

Всяких выдумок затейных…

…но, с тех пор как рать султана

Из-за моря океана

Еле ноги унесла,

Он забросил все дела,

Позабыл про развлеченья,

Заболел от огорченья,

Потерял покой и сон…

…Сто раз солнце закатилось,

Три луны переменилось,

А султан лежал один

Да глядел на балдахин,

И не мылся и не брился.

Наконец, визирь решился —

В почивальню он вошёл

И такую речь повёл:

«Повелитель правоверных,

Властелин земель безмерных,

О пресветлый падишах!

Да хранит тебя аллах!

Повели тебе о чуде

Рассказать. О чуде люди

Говорят по всей стране.

Преклони свой слух ко мне!»…

Визирь рассказывает о старом гусляре, который каждое утро приходит на базар, садится под чинарой и играет на гуслях. И «ничего на целом свете той игры прекрасней нет!»

…Смолк визирь. Султан угрюмо

Проворчал: «Не много ль шума

Из-за чуда твоего?

Приведи ко мне его,

Буду ждать тебя в беседке.

Чудеса-то стали редки!»…

…Вот и сад. Гусляр дивится:

Явь ли это или снится?!.

Чудесами полон сад.

Колокольцы в нём звенят,

Распевают птицы песни,

Бьют фонтаны в поднебесье,

Бродят в замках слюдяных

Стайки рыбок золотых,

Под скалою, как в берлоге,

Ворошатся осьминоги,

Пастью щёлкнул крокодил.

И старик гусляр спросил,

Увидавши крокодила:

«Это что за щучье рыло?»

Но визирь ему в ответ

Прошептал: «Султан Махмет!»

И в беседке у фонтана

Увидал гусляр султана.

На визиря он глядит,

На визиря он рычит:

«Нечестивец шелудивый,

Пёс дрянной, ишак паршивый!

Больше часа здесь в саду

Я тебя, собака, жду!

Чай, не за версту базар.

Прочь, поди!.. Играй, гусляр!»

Старый, дряхлый, бородатый,

В шапке рваной и лохматой,

В пестрядиновых штанах,

В сбитых липовых лаптях,

В зипунишке захудалом,

В армячишке обветшалом

С удивленьем старый дед

Слушал, как рычал Махмет.

Он султану поклонился,

На ступеньку опустился,

Тихо струны перебрал,

Подождал и заиграл.

Струны пели, рокотали,

То звенели, то вздыхали,

Рассыпались серебром,

Затихали, а потом

Вновь росли и крепли звуки,

Словно старческие руки

Силу дивную таят,

И умолк султанский сад —

Гуслям всё вокруг внимало.

Ветерка как не бывало,

Колокольцы не звенят,

Птицы слушают, молчат,

Не резвятся обезьяны,

Перестали бить фонтаны,

А недвижный крокодил

Крокодильи слёзы лил.

Даже рыбки золотые

Стали, словно неживые.

Замер, слушая, султан.

Дивных звуков океан

Лился, сердце облегчая.

Отошла тоска глухая,

Просветлел суровый лик.

Три часа играл старик,

А как только он умолкнул,

Соловей тихонько щёлкнул,

Начиная песнь свою;

Отвечая соловью,

Петь другие птицы стали,

Затрещали, засвистали, —

Шумом, гамом полон сад;

Колокольцы вновь звенят,

Разорались обезьяны,

К небесам взвились фонтаны,

Стайки рыбок — кто куда…

И султан сказал тогда:

«Вижу, гусли — не забава,

Честь тебе, гусляр, и слава!

Ты скажи мне, где живёшь

Да какую жизнь ведёшь?»

Отвечал старик Махмету:

«Я, султан, брожу по свету.

Где народ — туда и я,

Кормят гусельки меня.

Людям радость доставляю

И живу — забот не знаю.

Да подолгу не сижу —

Погощу и ухожу».

А султан ему: «Ну что же,

У меня будь гостем тоже.

Во дворце ты будешь жить,

В платье шёлковом ходить

С оторочкою парчовой,

На перине спать пуховой,

Есть и пить на серебре

И считаться при дворе

Наравне с самим визирем.

Будешь в холе жить и в мире

И за то меня порой

Ублажать своей игрой».

Дед ответил осторожно:

«Погостить, конечно, можно,

А насчёт посул твоих —

Обойдусь, султан, без них.

Мне перина непривычна —

Я на лавке сплю отлично;

И о сладком не пекусь —

Был бы квас да хлеба кус;

И шелка мне не по летам…

Беспокоюсь не об этом,

А с визирем наравне

Не пришлось бы слушать мне,

Как бранишься ты неладно, —

Очень будет мне досадно», —

«Можешь быть спокоен, дед, —

Говорит ему Махмет. —

Уж доверься ты султану —

Обижать тебя не стану;

Месяц, год ли протечёт,

Будешь знать один почёт.

От меня не жди худого.

А бродить захочешь снова,

Слова против не скажу,

Отпущу и награжу».

Дед в раздумье почесался,