Скажи «Шалом» - [4]

Поскольку Цвиньи оказалась не в состоянии воспринять хотя бы элементарные требования гигиены, мне пришлось использовать новые, более утонченные приемы воспитания. Я применил своего рода повышающую шкалу. Вначале я хотел ее приучить к тому, чтобы она не писала на красный ковер, а только на другие цвета, а затем начать выманивать ее из дома, так чтобы она могла реализовать свои потребности на свободе, например, в соседском саду. С этой целью я прежде всего покрыл наш красный ковер серым и предложил за каждое серое пи-пи колбаску в качестве премии. Через две недели, когда Цвиньи уже приучилась к серому ковру, я снова открыл красный. Цвиньи, которая как раз находилась в саду, с радостным тявканьем бросилась в дом и тут же пописала на красный ковер. Понятно, что собаки всегда остаются верными существами.

Но мой запас педагогических приемов не был исчерпан. Я решил пробудить в сердце Цвиньи любовь к природе, — купил длинный зеленый поводок и ходил с ней каждую ночь в Петах-Тикву. Прекрасная прогулка по прекрасной местности, особенно, при лунном свете. Правда, Цвиньи на протяжении всего пути пыталась вырваться и направиться обратно. Она успокаивалась только у самого дома, и едва я открывал дверь, присаживалась на красном ковре и немедленно делала свое дело.

Со временем я стал спрашивать себя, зачем мне все это надо, и кому это может понравиться. Я пытался обсудить проблему с женой. Она порекомендовала мне французского философа Руссо, который приобрел известность своим тезисом, что все, что от природы, что естественно, то не безобразно. Другим словами: это естественно, что Цвиньи всегда писает только на ковер. Ну, и что прикажете делать с природой, с ее неограниченными возможностями? Однажды утром, когда г-жа Камински в очередной раз пришла с косточкой для собаки, я поделился с ней гигиеническими трудностями Цвиньи и получил от нее следующий совет:

"Это оттого, что вы ее плохо воспитывали. Потому что вы не знаете, как обращаться с собаками. Потому что вы за ней неправильно ухаживали. Вы должны каждый раз, когда она использует красный ковер, вы должны ее каждый раз мордой в него тыкать, и вы должны ее отлупить как следует и вышвырнуть в окно. Вот как надо поступать".

Хотя я и не приветствую телесные наказания, но я так и сделал. Цвиньи зашла, села и помочилась — я ткнул ее туда мордой, шлепнул и выкинул в окно. Процедура повторялась по несколько раз на дню, но я был непоколебим. Это стало целью моей жизни — отучить Цвиньи от ее дурных мочеприседаний. Медленно, очень медленно проявлялись плоды моего терпеливого труда. Все-таки Цвиньи кое-что запоминала и кое-что усваивала. А я не ослаблял своих усилий.

И знаете, хотя она все еще писает на красный ковер, но потом немедленно сама прыгает в окно без малейшей помощи с моей стороны и там, снаружи, ждет моей похвалы и лакомства. Все-таки, хоть маленький, но успех.

В погоне за мышами

Стояла ветреная, во всех отношениях неприятная ночь, когда где-то после двух часов я услышал приглушенный, суетливый шорох в нашем бельевом шкафу. Моя жена, самая лучшая из всех жен, тоже отошла из царства сна и с затаенным дыханием вслушивалась в темноту.

— Мышь, — прошептала она. — Вероятно из сада. Ох, что же делать, что же делать? Господи, Б-же, что же нам делать?

— Пока что ничего, — ответил я с уверенностью мужчины, который в любой ситуации сохраняет достойный вид. — Надеюсь, она как-нибудь выберется из открытых ящиков…

Но она не выбралась из открытых ящиков. Даже наоборот. Утренние лучи осветили следы нашествия грызуна: две растерзанных скатерти.

— Чудовище! — воскликнула моя жена в приступе гнева. — Это чудовище следует уничтожить!

Следующая ночь застала нас за работой. Мы чутко прислушивались, как мышь скребется в деревянную стену — между прочим, излюбленное лакомство каждой мыши — и, дождавшись, внезапно включили свет и прыгнули. Я сжимал в руке веник, в глазах моей супруги полыхал огонь. Я распахнул дверь шкафа. На второй полке, справа внизу, сидело и тряслось маленькое серое существо. Оно дрожало столь сильно, что даже длинные волосы на ее подбородке покачивались то влево, то вправо. И только маленькие, с булавочную головку, черные глазки пытливо всматривались в опасность.

— Ой, гадость, — пискнула самая лучшая из всех жен, боязливо прячась у меня за спиной. — Но посмотри, как боится эта бедная тварь. Ты ведь не посмеешь ее убить, правда? Выкинь ее обратно в сад.

Привыкший исполнять маленькие прихоти моей маленькой жены, я протянул руку, чтобы ухватить мышонка за хвостик. Но мышонок нырнул в простыни. А пока я вышвыривал простыни одну за другой, он спрятался между скатертями, а потом между полотенцами. А потом между салфетками. И когда я опустошил весь бельевой ящик до дна, я увидел маленького мышонка уже под диваном.

— Ах, ты, глупый мышонок, — сказал я вкрадчивым голосом. — Неужели ты не видишь, что я хочу тебе только добра? Что я всего-навсего хочу вынести тебя в сад? Скажи, глупыш! — И я со всей силы бросил в него веник.

После третьей неудачной попытки мы перетащили диван на середину комнаты, но к тому времени мышонок уже давно сидел на книжной полке. Благодаря недюжинной силе моей жены, прошло всего полчаса, прежде чем мы сняли все книги с полок. Но низкое животное явно злоупотребляло нашими усилиями, этот дьявол спрыгнул с полки и спрятался под креслом. И в это мгновение мое дыхание прервал тяжелый удар.