Скажи мне что-нибудь на твоём языке - [4]

Он славный, но немножко задрипанный. Из игоревистов.

Она кивнула мне со счастливым выражением, а потом точно с таким же выражением уставилась на Александра.

— Познакомьтесь, — она представила своего мужа.

Александр представил меня. Все сунули другу другу ладошки и перечислили имена: Лиля, Славик, Александр, Вероника.

— Имя Вероника произносится с ударением на "о", — поправил меня Славик. — От города Верона.

— А ты откуда знаешь? — Лиля с удивлением уставилась на мужа. Он на неё, и они некоторое время рассматривали друг друга. Чувствовалось, что процесс взаимного узнавания у них ещё не завершился.

Когда Лиля произносила слова, то её губы смыкались на согласных с наивным и трогательным выражением. А глаза были раскрыты только для добра и удивления. В ней было что-то завораживающее, я смотрела на неё, как змея на дудку заклинателя.

— Вы учитесь? — спросила Лиля.

— Я портниха, — ответила я.

Далее я должна была поинтересоваться родом её деятельности, но я не стала спрашивать.

— А меня вызвали на конкурс «Алло, мы ищем таланты».

Я должна была спросить насчёт талантов, но воздержалась. А вдруг не нашли…

— У меня был неудачный репертуар, — сказала Лиля.

— Просто ты не умеешь петь, — сказал муж.

— Конечно. Ты никогда не находишь во мне никаких достоинств. Тебе любая лучше, чем я.

— Ну почему же? — возразил Александр, хотя это должен был сказать муж.

— Эта, из Казани, и вовсе петь не умеет. Истеричка, да и все, — обиженно сказала Лиля. — Просто у неё был подходящий репертуар.

— Она понравилась всему жюри, — дипломатично сказал Александр.

Подошёл официант, заставил весь стол яствами. Александр положил мне на тарелку китайскую закуску: зеленые яйца, стухшие каким-то особенным, китайским образом, и к ним водяных червей.

— Сплошные калории, — объяснил он.

Славик разлил водку по рюмкам. Все подняли рюмки и сдвинули взгляды: летящие глаза Лили, испанские глаза Алехандро, неприкаянные мои глаза и равнодушные — Славика, под пеплом вежливой скуки.

— За знакомство, — определила Лиля.

Все молча выпили.

На вкус тухлое яйцо оказалось именно тухлым яйцом, и ничем иным. А черви в соевом соусе пахли сыростью.

Александр стал рассказывать Славику о жюри, о конкурсе, о талантах и о взаимосвязи этих трех категорий. Он говорил увлечённо, слегка подобострастно, как бы оправдываясь за неуспех Лили. Славик слушал, его лицо было внимательным и деликатным. Он, казалось, отодвигал подобострастие Александра и даже суть вопроса о конкурсе. Оставлял только суть самого Александра и был вежливо снисходителен к этой сути.

Лиля смотрела по сторонам с наивным и рассеянным выражением.

Я сидела и честно выполняла свою роль крыши.

Человек, которого берут для вида, называется «крыша»…

Я — крыша Александра. Славик — крыша Лили. Вернее, не крыша — а зонтик. Она держит его при себе на случай дождя или жары. А когда хорошая погода, то складывает и прячет в сумку: Лиля бегает по жизни с зонтиком и ищет себе дом.

Подошёл какой-то хмырь и позвал её танцевать.

Она поднялась из-за стола, но не сразу, а сначала потянулась, задвигала талией, как бы вывинчивая её из бёдер. Потом отделилась от стула и пошла.

Все мужчины в зале перестали жевать, смотрели на Лилю и посылали ей вослед и навстречу мощные флюиды. Воздух был плотный от флюидов, и Лиля шла медленно, разводя флюиды руками, плечами, коленями. Её движения были замедленные и гибкие, как у кошки.

Славик безучастно смотрел ей вслед, а Александр положил руку на спинку моего стула, как бы говоря: у тебя — твоё, а у меня моё, и твоего мне не надо.

Музыканты обрадовались и застучали как бешеные. Все запрыгали, и Хмырь запрыгал, а Лиля стояла неподвижно, с опущенным глазами, как бы вбирая в себя ритм.

Потом ритм вошёл в неё и стал главнее, чем она сама. Лиля вскинула руки над головой во всю длину, как бы показывая все своё божье тело и одновременно извиняясь: ну простите, что я так хороша, уж так вышло. Она некоторое время вздрагивала на своих длинных ногах, потом перечеркнула в себе какую-то грань и пошла, гонимая вдохновением.

Если рассматривать танец как самовыражение, то танец Лили можно было прочитать так: я все беру у тебя, жизнь. Я все у тебя беру и все отдаю. Ничего не придерживаю. Я все прощаю и за все мщу. Я пойду по лежачим и сама согласна стать жертвой и услышать ботинок на своём лице…

— Ну, завелась, — сказал Славик обычным тоном, без восхищения и без раздражения. Видно, ему это божье тело и божье вдохновение успели десять раз надоесть.

— Она очень красивая, — сказала я.

— Да? — удивился Славик. — Там, где мы живём, другая эстетика.

— А где вы живёте?

— В Муромской области. Село Карачарово.

— Действительно? — не поверила я.

— Ну, конечно, — Славик улыбнулся. Улыбка у него была какая-то неокончательная.

— А кем вы работаете?

— Врач, — сказал Славик. — А Лилька лаборантка.

Я был для неё большое начальство.

— А что делает лаборантка? — спросила я.

— Анализы.

— Какие?

— Кровь. Моча и прочее.

— Лиля имеет дело с мочой? — искренне удивилась я.

— На это надо смотреть как на материал, — сказал Славик.

Подошла Лиля, сопровождаемая Хмырём. Из неё били фонтанчики счастья, а уголки глаз и губ норовили взлететь с лица.