Скажи им, мама, пусть помнят... - [31]

Только к обеду мы добрались до густого златоселского леса. Его манящая зелень вдохнула в нас свежие силы. Взбешенные полицейские к этому времени уже стали отставать. Холодный ветер обдувал мое вспотевшее лицо. Но когда я встретился взглядом со своими товарищами, то не увидел среди них скромного и всегда сосредоточенного Седова. У меня потемнело в глазах. Седов погиб…

Мы углубились в лес. Никто не проронил ни слова. Все стояли неподвижно, сняв шапки. Слезы навернулись на глаза. Я не стыдился этих слез. В тот момент сильнее всего во мне горело желание, чтобы наступил день, когда убийцы заплатят за все…

Уже к вечеру, падая от усталости, измученные, убитые горем, мы добрались до отряда Бойчо. Партизаны расположились в неглубокой, по отлично замаскированной деревьями и буйно разросшимся кустарником пади. Посты вели наблюдение с холмов, опоясывающих ложбину. Не успели мы рассказать Бойчо и его людям о том, что случилось с нами около Дрангово, как появились запыхавшиеся партизаны Владо и Пейчо. Они вернулись после трехдневной разведки. Все присели. Владо снял шапку, вытер лицо и опустил голову:

— Плохо, товарищ командир! Не только в Златоселе, но и в других селах полно солдат. Наши помощники сказали, что готовится большая блокада. Завтра, вероятно, начнут рыскать повсюду…

Пейчо нетерпеливо прервал его:

— Все дороги перекрыты!

Бойчо встал:

— Товарищи, идите сюда.

В отряде насчитывалось примерно пятьдесят человек, главным образом из района Брезова; почти все они являлись ремсистами. Самым старым партизаном был Владо, который давно ушел в горы вместе с сыном Стояном. Брезовский отряд отличался маневренностью: в случае необходимости его сразу же разбивали на небольшие группы, которые незаметно проскальзывали между селами и всегда благополучно соединялись в заранее определенном месте.

— Товарищи, — поднял руку Бойчо, — положение серьезное, началась блокада. Считаю, что нам не следует переносить лагерь в другое место. По пути мы наткнемся на полицию и солдат. Если придется вести бой, то лучше всего принять его здесь: место хорошо замаскировано и защищено.

Мы согласились. Предложение показалось нам разумным. Бойчо продолжал:

— Если нас обнаружат, отряд придется разделить на четыре отделения. Мы нанесем внезапный удар по врагу, овладеем ближайшими скалистыми высотами и будем там обороняться до вечера. Вот так, товарищи.

Партизаны стали готовиться к бою. Возле нас остались Бойчо и Боцман.

Мы поговорили еще какое-то время, уточнили некоторые вопросы и легли отдохнуть.

Нас разбудил крик Владо:

— А ну, налетай, мамалыга готова!

Я встал, потянулся. Усталость прошла, и каждой клеткой своего тела я чувствовал бодрость.

— Ого, Владо, да ты приготовил райское угощение! — засмеялся Боцман. — Мамалыгу с медом я еще никогда не ел. Браво!

Только мы успели поесть, как сверху донесся голос часового:

— Товарищи, с юга к нам цепью продвигаются каратели!

Я посмотрел на часы: было около шести. Лагерь походил на муравейник. Владо лихорадочно суетился возле своей маленькой кухни, ему никак не хотелось бросать посуду, которую он использовал для приготовления пищи. Мы снова уточнили план, и Бойчо приказал:

— Пора, занимайте свои места!

К северу от лагеря, метрах в пятидесяти — шестидесяти, проходила тропинка. Там расположилось одно отделение во главе с Бойчо. Ему предстояло командовать боем. Это было правильное решение. Бойчо, несмотря на молодость, проявил себя смелым и умным командиром. Другие отделения тоже заняли свои места. Партизаны все с большим нетерпением ждали встречи с врагом.

Послышался лай полицейских собак. Мы лежали, ждали и прислушивались. Обычно во время блокад противник поднимал неимоверный шум, и это помогало нам ориентироваться в том, откуда он наступает. И сейчас до нас явственно доносились крики идущей впереди группы.

Взорвалась граната, затем вторая. Резко прозвучали выстрелы. Группа Бойчо вступила в бой. Похоже, что среди фашистских гадов из-за неожиданности нашего нападения возникла суматоха. В промежутках между выстрелами до нас долетали крики, проклятия и ругань. Прошло несколько напряженных минут. Стрельба на тропинке заметно усилилась. Я поднял голову. Другие отделения молчали.

«Что случилось? У Бойчо кипит бой, а у других — затишье! — Мое сердце забилось в тревоге. — Ясно, что враг продвигается только по тропинке. Кто знает, сколько их? В любой момент они могут пробить оборону, ворваться на наши позиции и ударить с тыла. И тогда пьяный полицейский сброд может уничтожить весь отряд!» Эти мысли мелькнули в моей голове молниеносно. Я вскочил на ноги.

— Товарищи! — громко крикнул я. — Слушай мою команду! Пейчо, Стоян, Филипп, за мной, вперед, к тропинке, остальным оставаться на местах! Ура-а-а, бей врагов!

Мы бросились на помощь Бойчо как раз вовремя. Пять партизан сражались с десятками полицейских. Вражеские пули отламывали щепки с деревьев. Партизаны других отделений тоже прибежали на помощь. Схватка приняла неожиданный оборот. Мы отбили атаку врага. Несколько полицейских остались на поле боя. У нас жертв не было, даже никого не ранило.

— Стойте, не надо их преследовать! — остановил я чересчур вошедших в раж товарищей. — Перестрелка, несомненно, привлечет сюда новые силы противника. Займите свои прежние места, ведь мы не знаем, откуда они появятся.