Скажи «Goodbye» - [79]

— Ну, не только. Еще собакам дни рождения отмечают, — сказал Сергей, подняв голову от газеты.

— Что же, все только зависть?

— В основном. Оправданная.

— Чего ж тут оправданного! — с энтузиазмом принялась Мура защищать приютившую ее страну. — Американские пионеры так тяжело трудились, чтобы создать своим потомкам эту хорошую жизнь! Сегодняшние американцы благоденствуют, потому что их предки освоили и обжили этот континент! Ценой огромных жертв!

— Все тяжело трудились, и все собой жертвовали. Но у остальных вышло «как всегда», и только у одних американцев получилось. Всем и обидно. Посмотри на «Нью-Йорк Таймс», — и Сергей передвинул газету к Муре. — Это статья о войне и голодающих в Дарфуре, а рядом местная реклама: «Вам не удается обуздать свой аппетит? Вы хотите есть что угодно, и не толстеть? Принимайте наше новое средство…».

— Ну хорошо, а Канада? А скандинавы? Они ведь тоже процветают.

— Они воплощают человеческую мечту о социальном братстве. К тому же, канадцы и скандинавы — тихие обыватели. Никакого бремени мирового арбитра и лидера на себя не взваливали, с них мало и спрашивается. И, кроме того, Мура, тебе только кажется, что в Америке все хорошо живут! Здесь колоссальные социальные различия!

— Сережа, я уважаю твою чуткую интеллигентную совесть, но материальные различия важны только для завистников. Я знаю, что в Америке есть и бедные люди: они ездят на старых машинах, курят и питаются в Макдональдсе, бедняги. Будучи студенткой, я была куда их беднее.

Сергей покачал головой:

— Ох, Мурка, ты не знаешь, о чем говоришь. Когда я работал в университетской клинике, ко мне попал пациент, дядька 62 лет, всю свою жизнь прожил на севере Висконсина, работал на лесоповале. У него вообще не было никакой медицинской страховки. Естественно, он никогда к врачам не ходил. Но его достала грыжа, она ему мешала работать, и он кое-как накопил деньги, и пришел к нам с надеждой на операцию. Я его проверил, и понял, что у него столько болезней, что я не решусь положить его на операционный стол. А возможности лечить все его застаревшие хвори у него, естественно, не было. Он просто продолжит работать, пока будут силы, а потом… — и Сергей махнул рукой.

Мурке стало стыдно.

— Что ж, Сереж, капитализм и в самом деле жестокая штука?

— Да, в чем-то права была советская пропаганда. Врачам тут, конечно, лучше, чем в России, но и тут полно людей, которым отчаянно плохо, и им неоткуда ждать помощи. Нам в ушах навязло слышать про хваленую «бесплатную медицину», но здесь тебя страхует рабочее место, и если ты потерял работу, то потерял и страховку, и вместо всех социальных завоеваний социализма наш ответ — филантропия!

— Но ведь не за филантропию американцев ненавидят?

— За всё вместе — за то, что мы беспардонные, ценящие в первую очередь деньги, а главное — претендующие на мировое лидерство, и Израиль поддерживаем.

Это Муре было понятно. В начале интифады и в Америке стали осуждать Израиль, и хоть сама Мура многое бы не одобрила в поведении отечества, если бы по-прежнему жила в Израиле, но здесь, в эмиграции, национальный патриотизм в ней возрос прямо пропорционально географической отдаленности от исторической родины, а уж быть объектом чужой критики тем паче не хотелось. Но после одиннадцатого сентября американцы обнаружили понимание и сочувствие по отношению к врагам своих врагов, и Муре стало легче.

Многое здесь было любопытно и непривычно, а кое-что забавно напоминало идеологические государства. Например, каждый месяц объявлялся месяцем борьбы. То с артритом, то с раком груди, то с диабетом, то за женское равноправие, и проводились всякие мероприятия, долженствующие внести в эту борьбу подобающую лепту. Обычно ими оказывались покупки чего-либо совершенно ненужного, но зато прогрессивного, или же совместные массовые забеги на дальние дистанции, которые, правда, непосредственно излечить и уравнять не тщились, но поднимали сознательность масс и привлекали внимание к наболевшей проблеме. Вообще американцы активно занимались добровольческой деятельностью и щедро жертвовали деньги на всякие благородные цели. В поликлинике висело объявление, где объяснялось, что «пожертвовав небольшую сумму на благотворительную кампанию „Общий путь“, наши служащие получили сегодня право выйти на работу в джинсах»; местное отделение банка тоже порой отчитывалось в том духе, что «все те из наших служащих, которые одеты сегодня неформально, пожертвовали деньги на постройку детской площадки в нашем районе». Видимо, помимо общественного остракизма, скупердяев наказывали строгим кодом парадной одежды.

Но главной прелестью американского существования теперь стал непрекращающийся праздник потребительства. Безграничная широта диапазона потребностей и товаров, их удовлетворяющих, стала очевидной из непрерывно приходящих по почте каталогов. Чего там только не было! Для каждого, для любой оказии, на все вкусы и возможности: от мычащих настенных часов и сигнального устройства на почтовом ящике, оповещающем о прибытии почты, до пластмассовой формочки-клетки для любимой каскетки, чтобы та не мялась во время стирки…