Скажи «Goodbye» - [100]

Такой жизнью, конечно, можно было жить только с профилактически отключенными мозгами. Сашка невольно отвечала Мурке нытьем и хныканьем, Мурка ее невпопад подбодряла, убеждая, что теперь, выйдя замуж, Сашка должна удовлетворенно вкушать семейные радости.

Но что хуже всего — Александра сидела практически без денег: Максим получал зарплату на свой счет в израильском банке, а в Москве норовил прожить на одни суточные, а для нее было непереносимо тягостно каждый раз просить у него деньги. Сашка не готова была к такому скопидомству, тем более, что нормальная человеческая жизнь тут была жутко дорогая. Очень скоро она стала скандалить, по этому поводу и вообще. В конце концов, кто виноват в том, что она здесь мыкается? И он мог бы побольше о ней заботиться! Ей не хотелось окончательно портить их отношения, и она еще не решалась ставить вопрос ребром, но тяжкие вредные думы уже овладевали ей.

Не так она себе все это представляла, когда оставила в Израиле любимую работу, собственную финансовую независимость, признание и успех.

Едучи сюда, Сашка была так уверена, что в Москве ее ждет большое будущее, и лежа на своем иерусалимском диванчике, себя иначе как на первых ролях у Михалкова и не представляла. Ну, на худой конец, ведущей одной из этих бесконечных женских передач, и теперь горечь разочарования доводила до отчаяния. Прозябать в Москве без успеха было ни к чему, о том, чтобы несолоно хлебавши возвращаться в Израиль было тошно и думать, а зацепиться хоть за что-нибудь оказалось совершенно невозможно. Помня, что все на свете люди знают друг друга, она пыталась нащупать какие-то знакомства, даже разослала повсюду свое портфолио, в ОРТ, НТВ, СТС и по всем агентствам моделей и пиар, упоминавшимся в светской хронике, но никто даже не потрудился ответить. Всем было глубоко наплевать и на ценный голливудский опыт, поданный самым выигрышным образом, и на ведущую праздничного вечера с участием детского хора, и на портфолио манекенщицы и на интересный имидж космополитной иностранки.

Все чаще казалось, что все было впустую, что жизнь не состоялась, и осталось только одно с горя — примириться с Максимом и родить ребенка. От этой крайности остерегали только Муркины письма: «Вот тебе наша жизнь с Матюшей. Просыпаюсь, как правило, в 6 утра, в начале седьмого, пью кофе, читаю „Нью-Йорк Таймс“, к семи встает Матвей. Читаем в кровати книжки, одеваемся, умываемся, завтракаем… Матюша — перетертыми фруктами, овсяной кашкой, я наворачиваю яичницу с беконом, панкейки с кленовым соусом, кофе с круассанами… Потом, пока морозы не ударили, выходим в сад, я собираю листья, Матюша их энергично разбрасывает, играем с соседскими кошками… В 3 часа плотно обедаем, потом я ставлю Матюшке кассету русских мультиков, а сама в это время, как правило, готовлю, стираю, глажу или убираю. Потом приходит Сергей, я и с ним заодно ужинаю, затем мы во что-нибудь играем с Матюшей — складываем пазлы, или строим из лего, потом опять чтение книжек, кашка и спатки к 9 вечера». Сашка твердо знала, что через пару месяцев такой жизни ее бы вынимали из петли.

Но в январе в Москву с делегацией израильской прессы приехал Арнон. Его, как всех знатных израильских гостей, опекало посольство, и Максим посоветовал поговорить с ним на правах близкой подруги Муры, все-таки Арнон — старая гвардия, он и в Израиле и в Миде и среди посольского начальства знает всех и вся. Поскольку знакомство с Арноном, который и с Сильваном Шаломом и с Милманом на «ты», даже для Максима могло оказаться небесполезным, то тут вдруг муж пришел на помощь Сашке, и обещал выбить бюджет, чтобы на следующий вечер они смогли повести Арнона в First, дабы ознакомить его с жизнью ночной Москвы. Сашка обрадовалась. Настроение так улучшилось, что она мало того, что дала Максютке, это-то ладно, всегда легче дать, чем спорить, а от нее не убудет, тем более, что она вообще в этом смысле мужа в черном теле не держала, (не хотелось, чтобы он начал трахать секретарш и тем самым подал бы посольским дамам лишний повод для злорадства,) но вечером даже заботливо повязала ему галстук и поцеловала в плешь. В First этим вечером выступали какие-то местные знаменитости, израильтяне сели подальше от шума сцены, и Максим деликатно предоставил Александре возможность поговорить с Арноном по душам.

— Арнон, а вы знаете, у нас ведь есть общий друг, — ласково сказала Саша.

— Кто?

— Мура. Помните ее?

— Как же я ее не буду помнить. Она мне очень дорогой человек.

— И мне, — задушевно сказала Саша. — Она — моя самая лучшая подруга. Мы с ней каждый день пишем друг другу.

И Сашка подробно рассказала о годах их дружбы, и о том, как она к Муре специально ездила, и как Мура ее радушно принимала, и Мура теперь счастлива, у нее недавно родился сын, только она очень тоскует по израильским друзьям. После того, как они некоторое время предавались самым трогательным воспоминаниям, и почувствовали себя друг другу совсем близкими под сенью памяти общей обожаемой Муры, Сашка приступила к рассказу о своих здешних трудностях. И постепенно описала Арнону свои невозможные мытарства в Москве в самых мрачных красках. Даже всплакнула, когда рассказывала, как она за годы, проведенные в Израиле, превратилась в совершенную «сабру» в душе, и могла бы служить мостом между двумя культурами, пропагандировать израильское искусство, а вместо этого ее мучает ностальгия и тяготы бесцельной жизни за границей, и собственная внезапная никчемность и беспомощность. И Арнон, который смутно помнил Сашку по каким-то ее израильским рекламам и знал, что она не кто угодно, и действительно попала в отчаянное положение из-за того, что муж беззаветно служит родине, был явно тронут, и обещал, что непременно задействует свои знакомства и попытается прощупать через своих друзей какие-нибудь полезные связи с людьми в России, которые могут помочь в мире русского шоу-бизнеса. Александра откровенно объяснила ему, что ей надо получить какую-нибудь роль на первом канале, где сейчас начали делать продвинутые блокбастеры в стиле русского фэнтези, и для этого необходимо быть продвинутой кем-нибудь из продюсеров. И даже сама вписала ему в записную книжку ивритскими буквами имя «Константин Эрнст» и номер своего мобильника. А на следующий день не поленилась, встала и поехала провожать Арнона в Шереметьево, наплевать, что это сгубило весь день, и ужасно трогательно с ним прощалась, и обещала передавать от него сердечные приветы Муре. И вообще, при ближайшем приезде в Израиль обязательно связаться, и знакомство продолжить. И Арнон уехал, окончательно очарованный стройной несчастной женщиной с мягкими светлыми волосами и милыми ямочками на щеках.