Скажи герцогу «да» - [3]

Его уважение больше походило на то, которое она заслужила в детстве у своего старого друга Дикона. Когда ей было восемь лет, а ему девять, она умела балансировать на одной ноге гораздо дольше, чем он. И этот мужчина смотрел на нее точно так же, как будто она обладала особым талантом, неким мастерством, неповторимой сноровкой.

Но ведь так оно и есть, подумала Дженис: у нее действительно множество всяческих талантов и достоинств.

Это была важная и чудесная мысль — такие не посещали ее уже очень давно, — и уверенность девушки в себе значительно окрепла.

— Хотелось бы понять, что за шутку вы затеяли, любезный. Я леди Дженис Шервуд, а это моя камеристка, мисс Изобел Дженкинз.

— Из бродячего цирка Дженкинзов, — вставила Иззи с гордостью.

Грум удивленно приподнял бровь, но Дженис даже не подумала объяснить. Изобел никогда не упускала возможности напомнить о своих родичах и их необычном образе жизни, и никто не смел упрекнуть ее за это.

— Вы глубоко заблуждаетесь, предполагая, что мы оказались здесь под вымышленным предлогом и заранее спланировали это небольшое происшествие, — обвинительным тоном заявила Дженис, а он лишь лениво оперся о дверцу кареты, по‑видимому, ничуть не тронутый ее гневными словами. — Не будь я так взволнована известием о недомогании вдовствующей герцогини, после того как мы едва не разбились в этой карете, обиделась бы еще больше. Кстати, вы до сих пор не представились.

— Люк Каллахан к вашим услугам. Спасибо, что поинтересовались. Вы первая из потаскушек, что набивались в гости к герцогу за те шесть недель, что я нахожусь здесь, кто пожелал узнать мое имя.

«О Господи! Эти глаза… Зрачки как маленькие черные бриллианты в окружении сапфиров радужной оболочки».

— Приятно познакомиться, мистер Каллахан… — Дженис вдруг судорожно сглотнула. — Минуточку, что вы сказали?

Она посмотрела на Иззи:

— Я не ослышалась — он назвал меня потаскушкой?

Изобел молча кивнула, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

— Готов взять свои слова обратно, — лениво проговорил Каллахан, в тоне его не было и намека на сожаление, — если вы прекратите ломать комедию. Отправлять вас обратно уже поздно: снегопад предоставил вам прекрасный повод остаться, даже лучший, чем сломанное колесо, — но вам придется вести себя прилично, пока вы здесь.

— Прилично? — едва ли не выкрикнула Дженис. Она и так ощущала себя ужасно чопорной, что случалось с ней только тогда, когда происходящее было выше ее понимания. — Я не знаю, что вы имеете в виду, но это лишено всякого смысла. Абсолютно. Боже мой! Раскройте глаза: что непристойного во мне вы увидели? Шляпку, накидку? Они вполне пристойны…

— Ну полно. — Он сочувственно улыбнулся. — Мы с вами прекрасно знаем, что даже самые скромные вещи не в состоянии скрыть вашу страстную натуру.

— Мою… что? — Она шумно втянула воздух. — Если вы не перестанете говорить глупости…

— Позвольте объяснить доходчивее. — И не успела Дженис ахнуть, как Каллахан без излишних церемоний схватил ее за руку и с силой потянул на себя.

Сердце Дженис бешено забилось.

— Что вы делаете, во имя всего святого? Подумать только, что вы себе позволяете!

Потрясение мгновенно переросло в гнев, гнев побудил к действию, и она изо всех сил вцепилась в дверцу кареты. Ему, однако, хватило одного резкого движения, чтобы оторвать ее от экипажа и заключить в объятия, где она и затрепыхалась, как муха в паутине.

Изобел пронзительно вскрикнула как раз в тот момент, когда он ногой захлопнул дверцу кареты и опустил Дженис на землю.

— А вы неплохо подготовились, — даже с некоторым одобрением произнес Каллахан, продолжая крепко прижимать ее к груди. — Мало кому известно, что вдова находится в поместье. А это колесо… должно быть, вы готовы любой ценой добиться освобождения. От чего только, хотелось бы знать? Почему такая горячая особа нуждается в спасении?

— Отпустите меня, — произнесла сквозь зубы Дженис, услышав, как за ее спиной Изобел открыла окошко кареты. — Я дочь маркиза.

— Все вы так говорите, — усмехнулся негодяй, заводя ее руку ей за спину. — Но должен вас предостеречь: если возлагаете какие‑то надежды на объяснение с герцогом, которого преследуете, то вас ждет разочарование. Если вы благоразумны, то уедете сразу же, как только очистится дорога. — Он умолк, но только для того, чтобы окинуть всю ее фигуру, от головы до пят, оценивающим взглядом.

Дженис не осталась в долгу и в свою очередь смерила его самым надменным, на какой оказалась способна, взглядом, вложив в него все имевшееся в ее распоряжении презрение. И тут случилось неожиданное: он вдруг впился в ее губы, да так сочно и непристойно, что она чуть не потеряла сознание.

В то же мгновение ее отношение к поцелуям чудесным образом изменилось. Поразительно, как превосходно ее губы слились с его губами за несколько кратких секунд, прежде чем к ней вернулась способность соображать и она попыталась ударить нахала коленом в промежность, но попала только в бедро.

— Какого дьявола? — Он отшатнулся и сердито уставился на нее, не выпуская ее рук, которые все еще удерживал, словно в тисках, у нее за спиной.

— Теперь вам понятно, — задыхаясь, произнесла Дженис, — что я здесь действительно только для того, чтобы повидать вдовствующую герцогиню, безрассудный негодяй?