Скажи это Богу - [7]

Алина взяла счет, кивнула и встала.

Интервью последнего любовника

Omnes vulnerant, ultima necat*

* Все ранят - последний убивает (лат.). - Обычная надпись на средневековых башенных часах.

"Чушь! - обиженно повторяла Алина, топая домой под дождем. - У меня чушь! Сам дурак!"

В кармане затилинькал мобильный.

- Я не дурак, - сообщил ей профессор. - Хотя, конечно, сам.

Отбой.

Алина выключила мобильный и спрятала в сумку, на самое дно, подальше от яснослышащего профессора.

Дождь перестал быть мелким, укрупнился, охладился, и Алина решила зайти в какое-нибудь маленькое теплое кафе. Она вспомнила, что еще не ела сегодня. Платье уже мокрое, очки залиты водой и не пропускают картины мира. В кафе, скорее!

Заведение оказалось сплошь деревянным: лавки, столы, даже приборы. Уютно, как в избушке. Девушки в цветастых фартуках с орнаментом. "Сейчас принесут балалайку, лапти, матрешку и клюкву", - подумала Алина, усаживаясь в дальнем углу.

Но принесли телекамеры. В избяную тишь кафешки вдруг вбежали шумные операторы в спецжилетах со спецкарманами для запасных аккумуляторов, быстро повставляли шнуры в розетки, выставили съемочный свет и закурили, оглядываясь на входную дверь.

Первой вошла долговязая брюнетка с утрированно тонкой талией. Она несла себя скромно-торжественно, покачивала задиком в черных трикотажных брюках и ответственно понимала, как призывно торчат ее моложавые груди под голубой водолазкой.

"Режиссерша? - без интереса прикинула Алина. - Нет. Ассистентша? В любом случае одета и намазана не для кадра: пудры маловато, возраста многовато. Кто же следующий?"

Дверь держали открытой, ожидая кого-то более главного, чем круглоглазая моложавица в натянутом, как на манекене, трикотаже.

В открытую дверь прибоем ворвался запах дождя, прохладной вечерней свежести, легкого французского одеколона - и вошел высокий холеный мужчина в классических полуботинках, с полуулыбкой потомственного интеллигента.

Ударил свет, заработали телекамеры. Брюнетка неторопливо убралась в сторонку, всем видом подчеркивая свою неслучайность, села неподалеку от Алины и принялась собственнически озирать арену. Ее глаза вращались, как те полупрозрачные глобусики в заставках Internet Microsoft: то в себя заглянут, то на людей нацелятся - и так непрерывно.

Мужчина весьма царственно поздоровался с репортерами, с метрдотелем, сел в заготовленное кресло, поправил синий галстук в мелкий красный колокольчик, оглянулся на чернявый манекен с интернет-глазами и собрался было что-то сказать в камеру, на пробу звука, но в этот миг какое-то неожиданное впечатление отвлекло его. Он сначала не понял, отвернулся, потом резко повернулся в сторону Алины, вгляделся - и узнал.

Алине показалось, что у мужчины свело шею, поскольку он застыл с неудобно повернутой головой, а с лица осыпалось светское выражение, приготовленное для съемки.

Главный репортер встрепенулся, подскочил:

- Степан Фомич, может, вам воды?

- Да-да, если можно, - прохрипел Степан Фомич и попытался вернуть голове анатомически оправданное положение. Но шея не слушалась.

Алина поняла, что срывает съемку, и подозвала одну из девушек в вышитом фартучке.

- Скажите, поблизости есть еще что-нибудь, похожее на ваше кафе?

- Да разве вам у нас плохо? - огорченным шепотом залопотала девушка. - Сейчас отснимут этого... Говорили, что не больше пятнадцати минут. Просто это все нужно какому-то заморскому телевидению - нам так объяснили, - поэтому снимают в нашем, так сказать, русском интерьере. Да вам-то вообще не о чем беспокоиться. Здесь вас и не видно, в углу-то.

- Видно, - сказала Алина. - Ладно, пойду сниму с него паралич, а то в самом деле голодной останусь.

Она медленно встала, медленно подошла к мужчине. Он тоже хотел встать, но мешала петличка микрофона на лацкане, проводок зацепился, и он замер в неу?клюжей позе на полдороге.

- Ничего-ничего, Степан Фомич, - утешила Алина, - лучше садитесь обратно, а то проводок оторвется. Он ведь не рассчитан на встречу с привидениями. Здравствуйте.

Мужчина плюхнулся в кресло и с кривой улыбкой сказал:

- З-здравствуйте. Очень рад. Вот - интервью даю. Для канадцев.

- Конечно-конечно, - кивнула Алина. - На каком языке сегодня?

- На обоих, - постукивая зубами, ответил мужчина.

- Прекрасно. Уверена, что вы, как всегда, блеснете на обоих. Желаю успеха. А я тут просто ем, точнее, собираюсь. Не отвлекайтесь, пожалуйста. Я постараюсь не чавкать во время вашей канадской съемки. Счастливо.

Возвращаясь в свой угол, Алина заметила, что у трикотажной брюнетки тоже что-то случилось с анатомией, в частности, куда-то поползли дрессированные груди. Будто захотели спрятаться. Дама, несомненно, все видела и слышала, но как вести себя - решить не успела. Глобусы вдруг остановились Африками к авансцене.

Озадаченные операторы только сейчас заметили, что не выключили камеры и весь сюжет отснят с двух точек и со звуком. Режиссер взглянул на часы и крикнул: "Начинаем!" На перемотку времени не оставалось. Журналист-интервьюер схватил микрофон и забарабанил по-анг?лийски что-то про положение либералов в России и в мире.

Степан Фомич, которому по-английски всегда было легче врать, чем по-русски, с готовностью и даже сча?стьем ухватился за тему - и понеслось. Дама с непо?слушными сиськами чуть успокоилась и дерзко взглянула в угол, где Алина уже вовсю уплетала борщ. Не встретив никакой реакции, дама постаралась вернуть себе первоначальный скромный вид - с аппликацией тотального торжества на торцах и фасаде, - но глаза так и остались слишком круглыми. Интернетик завис.