Скажи ее имя - [86]

О да, сказал я. Это был момент, которого я так ждал. Я сказал: но Эктор, вы наверняка знаете, что Аура никогда не воспринимала Родриго как отца, потому что так и не смогла пережить разлуку с вами. Она никогда не скрывала любви к вам и так и не поняла, почему вы с Хуанитой расстались. Аура была одержима этой загадкой, а также тем, почему вы отвернулись от нее в те годы. Она знала множество семей, в которых дети общались с обоими родителями после развода. Почему у вас вышло иначе?

Эктор сидел прямо, слегка наклонясь вперед, как будто боялся пропустить хоть одно мое слово, но затем он расклеился, откинулся назад, закрыл лицо руками, затрясся, и до меня донеслись сухие, сдавленные рыдания. Но ему удалось снова взять себя в руки и объяснить, почему он старался держать такую дистанцию с Аурой. Собственно, он сказал мне то же, что и ей во время встречи в Гуанахуато: Хуанита вышла замуж, и он считал, что у Ауры должен быть один отец. Тогда почему, спросил я, вы так и не ответили ни на одно из ее писем? Эктор сказал, что он ничего от нее не получал. Возможно, выражение моего лица было слишком недоверчивым. И его словно прорвало: знаешь ли, Хуанита всегда была немного не в себе. Эктор выложил мне тайну их прошлого, которую скрывали от Ауры всю ее жизнь, несмотря на то что ребенком она многое могла видеть или чувствовать, возможно, даже помнила отдельные фрагменты, но так и не смогла собрать их воедино, восстановить всю картину или сформулировать свои подозрения.

Эктор сказал мне, что не бросал Хуаниту. Как бы ни складывался тогда их брак, он даже не помышлял об этом, из-за Ауры, его бесценной маленькой дочурки, так он мне сказал. Нет! Хуанита его бросила. Она сбежала в Мехико с другим мужчиной — его политическим оппонентом — и забрала Ауру с собой. После этого, рассказывал Эктор, я должен был вырвать Хуаниту из своего сердца, и я вырвал. (Ты и Ауру вырвал из своего сердца? — подумал я, но ничего не сказал.) Он продолжал: потом Хуанита пыталась вернуться. Она приехала в Сан-Хосе-Такуая с Аурой, и когда он вышел из дома, чтобы встретить их, четырехлетняя Аура закричала с заднего сиденья машины: мы теперь можем вернуться домой, папа! Но Эктор не принял Хуаниту обратно, он уже вырвал ее из своего сердца.

Я был потрясен, мой мозг лихорадочно работал. Может, это были те самые «запретные воспоминания», на которые Аура намекала в дневнике? В моей голове шум, память делает свое дело, воспоминания, которые я предпочла бы стереть, возвращаются, возвращаются… Ее подлинные детские воспоминания, глубинные воспоминания о самой себе, заглушенные и отрицаемые, подмененные отрывочными рассказами о бессердечности, лжи, боли и вине. Воспоминания, которые она скрывала даже от меня, будто, а вернее, потому что у нее не хватало слов, чтобы выразить их.

Глаза Эктора высохли, он успокоился, казалось, ему стало легче. Но у меня был еще один вопрос, и настал подходящий момент его задать. Я спросил: помните тот раз, когда вы встретились с Аурой в ресторане, ей тогда был двадцать один год? Дождя не было, на улице было сухо, по крайней мере Ауре этот день запомнился именно таким, но вы появились в ресторане в штанах, заляпанных грязью. Я выдавил улыбку. Ауре всегда было интересно узнать почему, сказал я. Для нее это была еще одна загадка.

Он кивнул и ответил: по пути у меня спустило колесо, я вышел, чтобы заменить его. На шоссе как раз пошел дождь, а мимо по луже проехал грузовик и окатил меня.

Сразу после этого он отправился на кухню сварить нам кофе. Я проверил смартфон. В почте было срочное сообщение от моего нью-йоркского друга, Джонни Сильвермана, корпоративного юриста, обаятельного экстраверта, познакомившегося с Хуанитой на нашей свадьбе. Она приняла его за моего адвоката, коим он не являлся, и ее адвокат, один из университетских, отправил Джонни строгое, официальное письмо о том, что у меня есть два дня, чтобы освободить квартиру в Эскандоне. Когда Эктор вернулся, я насколько мог вкратце описал ему ситуацию и сказал, что теперь мне лучше сесть на ближайший автобус до Мехико. Разве ты не останешься на ужин? — озабоченным и мрачным голосом поинтересовался он. Он надеялся, что я задержусь перекусить; его жена, которая вскоре должна была вернуться с работы, приготовила особое угощение — мясную похлебку с перцем чили. Я извинился и сказал, что пока не представляю, как мне быть с квартирой, поэтому мне срочно нужно вернуться и с этим разобраться. Я ввел его в курс дела: квартиру Хуанита купила для Ауры, я предложил ежемесячно вносить за нее ипотечные платежи, пока сам копил деньги, чтобы полностью ее выкупить. Мне кажется незаконным подобное выселение овдовевшего супруга, сказал я. Невозможно освободить квартиру за два дня! Эктор заверил меня, что по мексиканским законам у меня тоже есть право на эту собственность и что я не являюсь просто третьей стороной, как называли меня юристы Хуаниты. Извинившись, я быстро написал ответ Джонни, попросив его выяснить у Хуаниты и ее адвокатов, не мог ли я остаться в квартире еще на четыре месяца, до января, продолжая при этом выплачивать деньги банку. Я написал, что после этого соберу вещи и уеду, а Хуанита не будет мне ничего должна; если Хуанита на это не согласится, не мог бы я задержаться там еще на неделю? Я шел к автобусной остановке с чувством глубокой вины за то, что не остался поесть. Я пообещал Эктору, что снова приеду в Сан-Хосе-Такуая, как только смогу, хотя так никогда этого и не сделал. В автобусе по дороге в Мехико я позвонил Гус в Нью-Йорк и все ей рассказал.