Скажи, что будешь помнить - [67]

Я даже моргаю от удивления – откуда он об этом знает?

– После победы на выборах планируется ваш переезд в Вашингтон. Ты тоже. Но если выполнишь нашу просьбу, я уговорю твоего отца разрешить тебе с мамой остаться в Кентукки до окончания школы.

Весь мой ответ – непроизвольный выдох. Лишь теперь до меня в полной мере доходит, какие последствия влечет папина победа. Родители переедут и, конечно, захотят, чтобы я переехала с ними.

– И еще. Твои папа и мама видели расписание и полностью его одобрили. Они знают про «Камеру поцелуев», а ты знаешь, как они о тебе заботятся. Ничего особенного твои родители в этом не увидели и отнеслись как к пустяку. Ты просто реагируешь излишне остро и идешь на поводу у чувств. Всего-то поцелуй в щеку. Невинная игра. Зрителям понравится – забавно и пикантно.

Может, я еще не совсем выздоровела, потому что меня опять тошнит. Как объяснить Шону, что для меня это не пустяк? Да и хочу ли я что-то объяснять?

– А почему бы папе не поцеловать маму?

– Люди хотят видеть молодых.

– Тогда пусть целуется кто-то еще.

– Когда же ты поймешь? Дрикс завоевывает их умы, доказывая, что идеи и программы твоего отца успешно работают. Ты, Элль, завоевываешь их сердца.

Открываю рот, хочу предложить альтернативу получше, но Шон опережает.

– Так ты в деле или нет? Мне нужно знать. Твое присутствие на игре будет широко освещаться в прессе. Предполагается, что ты поддержишь традицию. Отказ сочтут за оскорбление, люди это отметят. К тому же расписание уже составлено. Если мы позвоним и скажем, что этого не будет, пресса сочинит свою историю. Будешь капризничать или сделаешь то, что мне от тебя нужно?

Печаль топит меня изнутри, и уголки рта ползут вниз.

– Ладно.

– Спасибо. Ты рассудила по-взрослому, и я это ценю. Как уже…

Даю отбой. Может, я и принимаю «взрослое» решение, но никто не сказал, что мне нужно быть «взрослой» с Шоном. Закрываю глаза, вдыхаю и выдыхаю. Плакать не стану. Из-за Эндрю не стану. И из-за Шона не стану. Вообще плакать не стану.

Звонит сотовый. Наверняка Шон. Сбрасываю. Через несколько секунд он предпринимает вторую попытку, и я снова сбрасываю. Каждый сброс – молчаливое выражение презрения. Звонок – сброс. Звонок – сброс. Я могу продолжать так всю ночь. После четвертого раза он сдается.

Я сказала папе, что хочу побыть одна, но та тишина, в которой мне было комфортно, исчезла. Теперь тишина другая, оглушающая, и в ней я ощущаю себя пустой внутри.

Открываю сообщения. Может, папа с мамой были правы, и мне стоит пригласить подругу. Пролистываю входящие, прикидываю, кто самая спокойная. Кто готов смотреть кино и пойти спать до полуночи.

Имена на экране следуют одно за другим, а потом мозг как будто спотыкается. Кручу обратно, и сердце замирает. Дрикс. Сообщения пришли вчера. Два с часовым перерывом между ними.

Дрикс: Слышал – ты заболела, и хочу убедиться, что ты в порядке.

Дрикс: Может это поможет. Ему нравится у меня дома.

Ладонь взлетает ко рту, и сердце взрывается. Фото самого милого в мире комочка шерсти. Тор.

Боже мой, Дрикс оставил Тора.

Хендрикс

Сестра печет.

Не могу найти сотовый.

Чувствую себя оборванным проводом под напряжением.

Дотронься, откинь – взорвусь.

На столе два торта, испеченные сестрой из готовой смеси. Она покрывает один из них сахарной глазурью и показывает Маркусу, как сделать то же самое со вторым. Хлопочет на кухне едва ли не всю вторую половину дня и при этом то мурлычет что-то под нос, то громко подпевает радио, как будто угощение тортами в нашем домишке это что-то обычное и нормальное. Я же понемногу схожу с ума.

– Где мой телефон? – Последней его брала она. Мой сотовый с интернетом, по ее же можно только делать экстренные звонки.

– Я отдала его тебе и ничем не могу помочь, если ты такой забывчивый.

Если телефон потерялся, дело дрянь. То же самое, если Холидей что-то задумала. Может, перебраться в Монтану? Народу в Монтане мало, и я мог бы быть там счастлив.

Тор вертится под ногами, потом начинает бегать кругами. Щенок – моя тень, следует за мной, куда бы я ни пошел, и я всегда, если только могу, беру его с собой. Сейчас он рвется на прогулку – ближе к вечеру мы частенько уходим на часок к речке. Я бы с удовольствием его вывел, но сначала надо найти телефон.

Открываю и обыскиваю ящики – а вдруг кто-то положил его на стол, и он упал в ящик. Ножи, вилки, ложки и прочее – все звякает и брякает. Стучат деревянные дверцы, которые я захлопываю с все большим раздражением.

Холидей бросает на меня короткий взгляд и тут же снова переключается на торт и принимается напевать мою любимую битловскую песенку. Маркус присоединяется к ней, и получается у них очень неплохо – один дополняет другого. Голос у Холидей эмоциональный, душевный. Грубоватый, резкий и одновременно ровный, гладкий. Раньше мне нравилось ее слушать и даже подыгрывать, но прямо сейчас мне не до нее. Я хочу найти телефон.

– Где он?

Взгляд Тора бегает между мной и Холидей. Как и положено хорошей собаке, он садится мне на ногу и лает на нее. Давай, малыш, возьми ее, а потом принеси мой телефон.

Она хлопает ресницами, делая вид, что не понимает, о чем я спрашиваю.