Сказать по правде - [43]

Эндрю сердито смотрит на меня. Он определенно не знает.

– Вы с ней друзья? – спрашивает он, явно не желая включаться в разговор.

– Непонятно, – искренне отвечаю я.

Нам обоим нечего добавить. Пауза перерастает в неловкость, пока наконец Эндрю не объявляет, с ноткой вызова в голосе:

– Вы с Пейдж совершенно не похожи.

Я улавливаю намек. Эндрю определенно говорит не о моих светлых волосах и разноцветных прическах Пейдж, и не о том, как неуместно бы выглядела ее толстовка с «Захватчиком Зимом[24]» в моем гардеробе. Он явно говорит: «Пейдж – понимающая. Пейдж помогает мне с уроками. Ты осуждаешь людей. Ты…»

Знаю, Эндрю. Знаю.

Я вспоминаю «Укрощение строптивой» и глотаю то, что, как мне кажется, сказала бы Катарина.

– На самом деле мы с Пейдж не такие уж и разные, – сообщаю я. – У нас довольно похожее чувство юмора.

Кроме того, она время от времени не сдерживается в своих комментариях. Я помню, как она разнесла мое эссе для Ю-Пенн и какие ядовитые реплики доставались мне с тех пор. Это у нас общее.

– Вот только Пейдж не заботит внешнее. – Эндрю посылает мне жесткий, обвиняющий взгляд. Я глотаю ответную колкость – Пейдж сама назвала себя поверхностной.

– Меня тоже на самом деле не заботит внешнее, – говорю я вместо этого. Эндрю хмурится, но несмотря на сомнения, растущие во мне, я продолжаю: – Знаю, ты думаешь, что я обратила на тебя внимание только тогда, когда тебя взяли в команду. Но к команде это не имеет никакого отношения, честно. Ты мог бы получить идеальный балл по SAT или главную роль в весеннем мюзикле. – У Эндрю дергаются губы, и я подозреваю, он вспоминает, как рассказывал мне, что опи́сался, играя эльфа в «Эльфах и башмачнике[25]» во втором классе. – Я просто ждала, когда увижу, что ты можешь посвятить себя чему-то. Хотела знать, что ты умеешь стараться по-настоящему.

Протест в его глазах слегка угасает. Если бы не обстоятельства, я бы предположила, что он сменяется интересом.

– Когда мы познакомились, у тебя не было настоящих хобби или целей, – говорю я. – А потом мы стали вместе бегать, и я поняла, что ты на самом деле спортивный. Мне просто хотелось, чтобы ты приложил усилия.

– И пришел к успеху, – добавляет он.

– Усилия – это хорошо, – не отступаю я. – Успех – лучше. Ты знаком с моей мамой. Ты знаешь, кто мой отец. Разве можно винить меня за то, что меня это заботит?

Я заглядываю Эндрю в глаза, и их выражение становится мягче. В приливе надежды я чувствую, как его оборона слабеет, а сопротивление начинает угасать. Он опускает скрещенные до этого на груди руки. Толпа вокруг нас сдвигается, и он оказывается ближе.

– К слову о беге, – говорит он, – я слышал, что ты недавно побила школьный рекорд на тренировке.

И все внезапно становится просто. Я рассказываю, что мне тяжело далась первая миля, потому что было ветрено, как я набрала полминуты на последнем броске, когда все остальные уже устали. Он хвастается тем, что самый быстрый в команде, подробно описывает новый маршрут, который нашел рядом с домом. Все происходит инстинктивно, как пробежки, по которым я тосковала последние пару недель.

Я собираюсь с духом, чтобы коснуться его руки, когда над толпой выныривает кудрявая голова.

Брендан пробирается через двор, аккуратно раздвигая одноклассников, но не уделяя им ни капли внимания. Ни один человек не подзывает его к себе. Он – одиночка, пустое место в форме человека, которое движется среди групп жизнерадостно смеющихся десятиклассниц и парней, обменивающихся результатами спортивных программ. С его лица пропал энтузиазм, который я видела в разговоре с представителем МИТ, и остается только гадать, почему он всегда один, если обладает такой харизмой. Гадать, не я ли в этом виновата.

– Я думал, тебя не заботит внешнее, – говорит Эндрю, и его голос режет как бритва. Я снова поворачиваюсь к нему, не понимая. Он кивает на Брендана, и я осознаю, что хмурилась, пока на него смотрела.

– Знаешь, – огрызаюсь я, – своими словами ты ясно показал, что сам думаешь о Брендане. А я совсем не об этом думала.

Это застает Эндрю врасплох, и он делает паузу.

– Теперь он – Брендан? – наконец спрашивает парень. – А как же «Би-Би»?

– Теперь он – Брендан, – твердо повторяю я, осознав, что уже давно не думала о нем как о Би-Би. И это подает мне идею. Эндрю не имеет права диктовать, кем мне быть, но я хочу, чтобы он знал, кем я становлюсь. Бросив на него быстрый взгляд, я машу Брендану и привлекаю его внимание. Очевидно, он в недоумении, но я подзываю его к себе. Кажется, он не очень хочет, но все же пробирается к нам через толпу. Я подталкиваю в спину человека, стоящего передо мной, чтобы освободить вместо; в ответ звучит ворчание, но я его игнорирую. Краем глаза продолжая наблюдать за Эндрю, я поворачиваюсь к Брендану и вкладываю в голос весь свой энтузиазм до капли.

– Как разговор с МИТ? Похоже, ты завоевал сердце представителя, – говорю я. Брендан смотрит настороженно, но не без юмора.

– Ты за мной шпионишь?

– Размечтался, – я закатываю глаза, – это комплимент.

– Что-то новенькое, – отвечает он. – С МИТ все… хорошо. Отец решил, что я буду там учиться независимо от того, чего хочется мне. Просто жаль, что у них нет программы для… – он поспешно косится на Эндрю, – для того, что мне интересно.