Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [294]

В польских войсках, как обычно, шли большие нелады. Потоцкий враждовал с Хоткевичем, и Струсь, племянник Потоцкого по жене, был назначен начальником польских войск в Москве, главным образом с целью мешать гетману. Поэтому сами по себе поляки вовсе не представляли Нижегородскому ополчению большой опасности. Неизмеримо опаснее была вражда со стороны казаков, которая и не замедлила тотчас же сказаться, как только начался, на рассвете 22 августа, бой с подошедшим Хоткевичем.

По уговору с Трубецким Пожарский поставил свои войска на левом берегу Москвы-реки, у Новодевичьего монастыря, а казаки расположились на правом – у Крымского двора. Затем Трубецкой прислал сказать Пожарскому, что ему необходимо несколько конных сотен. Ввиду этого последний тотчас же выбрал пять лучших своих сотен и отправил их Трубецкому; в данном случае Пожарский поступил так, как и надлежит всегда поступать в бою двум соседям, всячески оказывая друг другу взаимную помощь и выручку.

Но далеко не так держал себя Трубецкой. В первом часу по восходе солнца Хоткевич перешел Москву-реку у Новодевичьего монастыря и затем всеми силами завязал жаркий бой с ополчением Пожарского, продолжавшийся до восьмого часа; поляки из Кремля сделали за день тоже две вылазки в тыл русским войскам, бившимся с гетманом. При этом Хоткевич был особенно силен приведенными им с собою отлично обученными конными полками, а у Пожарского, как мы видели, пять лучших конных сотен были как раз переведены на другой берег Москвы-реки к Трубецкому. К вечеру дело стало принимать дурной оборот для Нижегородского ополчения: Хоткевич оттеснил его к Чертольским воротам, и только вылазки поляков из Кремля были отражены нашими с успехом.

«Что же в это время делал Трубецкой со своими казаками?» – вопрошает И.Е. Забелин. «А боярин князь Д.Т. Трубецкой, говорит сам Авраамий (Палицын), – продолжает он, – …со всеми своими полки тогда стоял за Москвою-рекою у Пречистая Богородицы Донския…» Для чего же он туда забрался, когда оттуда же должен был видеть горячую битву Пожарского с гетманскими полками и очень легко мог ударить в тыл этим полкам от Крымского брода, так как битва кипела у Пречистенских ворот. Но не у Донского монастыря, как погрешает старец (Авраамий), а именно за рекою у Крымского двора перед Крымским бродом и стоял Трубецкой… Итак, бился Пожарский одними своими конными. От Трубецкого ни один не вышел на помощь. Казаки только, как псы, лаяли и поносили нижегородцев, приговаривая: «Богаты и сыты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана». Трубецкой не выпускал в бой даже и присланных сотен. Не ясен ли был его умысел обессилить Пожарского и именно конным войском, когда у Хоткевича только конные и были».

Однако головы тех конных сотен, которые были посланы Пожарским к Трубецкому, не смогли отнестись равнодушно к тому, чтобы поляки теснили их братьев на другом берегу реки: «головы же те, кои посланы ко князю Дмитрею Трубецкому, видя неизможение своим полком, – говорит летописец, – а от нево (Трубецкого) никоторые помочи нету, и поидоша от нево ис полку бес повеления скорым делом. Он же не похоте их пустить. Они же ево не послушаша, поидоша в свои полки и многую помощь учиниша».

Загорелись негодованием на предательское поведение Трубецкого и русские сердца некоторых из подвластной ему «атаманьи». «Атаманы ж Трубецково полку: Филат Межаков, Офонасей Коломна, Дружина Романов, Макар Козлов поидоша самовольством на помощь, и глаголаху князю Дмитрею Трубецкому, что в вашей нелюбви Московскому государству и ратным людем пагуба становитца. И придоша на помочь ко князь Дмитрею в полки и по милости всещедрого Бога етмана отбиша и многих литовских людей побита».

Отбитый Хоткевич отступил с Поклонной горы, но ночью какой-то изменник Гриша Орлов прошел в Москву, проведя с собой 600 гайдуков.

23 августа гетман переводил свои войска на другой берег Москвы-реки, к Донскому монастырю, чтобы вести наступление со стороны Замоскворечья. Поэтому в этот день был бой только с поляками, сидевшими в Кремле; они сделали удачную вылазку и, взяв русский острожок у церкви Святого Георгия (в Яндове), распустили на колокольне польское знамя.

Переведя свои войска на другой берег Москвы-реки, Хоткевич, вероятно, рассчитывал, что казаки не будут биться крепко, а Пожарский, в отместку за их бездействие 22 августа, помощи им не окажет и останется на левом берегу реки.

Однако сообразительный гетман ошибся. Пожарский не последовал примеру Трубецкого и, видя, что поляки перешли на правый берег Москвы-реки, сам поспешил с большею частью своего войска перейти туда же, оставив на левом берегу лишь обоз и свой казацкий отряд в острожке у церкви Святого Климента на Пятницкой.

Бой в Замоскворечье закипел с рассветом 24 августа. Пожарский выдвинул против Хоткевича «сотни многая», а воевод, прибывших из Ярославля, поставил вдоль рва, шедшего вокруг сожженного деревянного города в Замоскворечье. «Трубецкой с своей стороны, – говорит И.Е. Забелин, – вышел и стал от Москвы-реки, от Лужников, то есть у Троицы в Лужниках, где Кожевники, стало быть, на таком месте, которое оставалось вдали от дорог, где должен был идти гетман, направляясь от Донского монастыря. Трубецкому следовало встретить его от Серпуховских ворот, а он стал в версте от них».