Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [267]

Жолкевский верно оценил положение московского посольства под Смоленском.

Уже с дороги послы писали в Москву, что королевские войска разорили Ржевский и Зубцовский уезды, но не смогли овладеть Осташковом; русских же людей, приезжающих в Смоленск, заставляют присягать не Владиславу, а королю: кто на это соглашается, тех отпускают с грамотами на вотчины и имения, а упорствующих держат под стражей. Вместе с тем послы доносили, что вопреки договору с Жолкевским Сигизмунд всячески старается овладеть Смоленском.

Посольство прибыло в распоряжение королевских войск 7 октября, причем король «начал с того, – говорит И.Е. Забелин, – что не давал послам кормов и поставил их в поле, в шатрах, как будто была летняя пора».

12 октября посольство било челом Сигизмунду, чтобы он отпустил Владислава на царство. На это им весьма уклончиво отвечал великий канцлер Лев Сапега, что король хочет водворить спокойствие в Московском государстве, а для переговоров назначит время.

Часть поляков, бывших под Смоленском, считала нужным исполнить договор, подписанный Жолкевским, и отпустить Владислава в Москву, говоря, «что раз король обещал и гетман присягнул, то нельзя сделать клятвопреступником короля, гетмана и целое войско».

Но против этого возражали другие, во главе со Львом Сапегой; они находили, что необходимо прежде всего овладеть Смоленском, а затем покорить Московское государство, и, ввиду молодости Владислава, полагали, что он не может самостоятельно управлять столь большой державою без руководителей, а подыскать таковых будет невозможно: «Если назначить поляков, москвитяне оскорбятся, ибо народ московский иностранцев не терпит… Вверить королевича московским воспитателям – трудно, во-первых, уже потому, что там нет таких людей, которые бы умели воспитывать государя как следует; если станут воспитывать его в своих обычаях, то погрузят в грубость государя, подающего такие надежды… Соединить поляков с москвитянами? Но, чтобы они ужились, потребно содействие Духа Святого, потребны люди с умереннейшими характерами… Попы имеют огромное значение; они главы народных движений; с ними и у старика голова закружится, с ними надобно покончить, в противном случае он останется без лекарства… Говорят, что королевич окрестится, хорошо же думают они о своем избраннике: что за кусок хлеба согласится быть отступником и быть в поругании у всех народов и у них. Говорят, что это условие Патриарх внес, тем хуже… Всего бы лучше, если бы взяли в государи короля, мужа лет зрелых и опытного в управлении. Но предложить им это опасно: возбудится их подозрительность, взволнуется духовенство их, которое хорошо знает, что король ревностный католик… Итак, предложить им прямо короля нельзя: но в добром деле открытый путь не всегда приносит пользу, особенно когда имеем дело с людьми неоткровенными; если неудобно дать королю сейчас же царского титула, то по крайней мере управление государством при нас останется, а со временем откроется дорога и к тому, что нам нужно. Мы не будем им отказывать в королевиче, будем стоять при прежнем обещании, а думе Боярской покажем причины, почему мы не можем отпустить к ним сейчас же королевича, указав, что препятствия к тому не с нашей, но с их стороны… причем нужно различать знатных людей от простого народа: одним нужно говорить одно, другому – другое… Если бы они согласились отсрочить приезд королевича, то говорить, что в это время государство не может быть без головы, а кого же ближе признать этой главою, как не короля, единственного опекуна сына своего… Говорить об этом с послами, которые теперь у нас (Филарет и Голицын), не следует: их выслали из Москвы как людей подозрительных; лучше отправить послов в Москву и там толковать с добрыми людьми; но если кто из этих послов склонится к нам, то хорошо будет также послать в Москву».

На этом и было порешено в королевском совете. Съезды послов с польскими представителями начались 15 октября, и на них послы тотчас же убедились, что Сигизмунд и не думает выполнять условий, на которых целовал крест 17 августа Жолкевский. Послы прежде всего, на основании этих условий и клятвы, данной гетманом Волуеву и Елецкому, при сдаче ими Царева Займища, просили о снятии королем осады Смоленска. Поляки же, напротив, первым делом требовали, чтобы Смоленск был уступлен Сигизмунду: «Для чего, – говорили они послам, – вы не оказали королю до сих пор никакой почести и разделяете сына с отцом, за что до сих пор не отдадите королю Смоленска? Вы бы велели смольнянам присягнуть королю и королевичу, вместе с тем бы оказали почесть королю… Не взяв государю нашему Смоленска, прочь не отхаживать».

На каждом последующем съезде речи поляков становились все резче и резче. 20 октября они заявили послам, что если бы король и согласился отступить от Смоленска, «то они, паны и все рыцарство, на то не согласятся и скорее помрут, а вековечную свою отчину достанут». Когда же послы стали читать в ответ на это договор, заключенный с гетманом, то поляки на них закричали: «Не раз вам говорено, что нам до гетмановской записи дела нет».