Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [265]

На следующий день присяга происходила в Успенском соборе в присутствии Гермогена. Сюда же прибыли из-под Смоленска и русские тушинцы во главе с Михаилом Салтыковым, князем Василием Рубцом-Мосальским и Михаилом Молчановым, которые, по благосклонному отзыву о них Сигизмунда, «почали служить преж всех» королю.

«Патриарх же их не благословляше и нача им говорить: „Будет пришли вы в соборную апостольскую церковь правдою, а не с лестью и будет в вашем умысле не будет нарушение православной христианской вере, то будет на вас благословение от всего Вселенского собору и мое грешное благословение, а будет вы пришли с лестию и нарушение будет в вашем умысле православной християнской истинной вере, то не буди на вас милость Божия и Пречистая Богородицы и бутте прокляты ото всего Вселенского собору“. Якоже тако и збысться слово его. Той же боярин Михайло Салтыков с лестию и со слезами глаголаше патриарху, что будет прямой истинный государь. Он же их благослови крестом». Но когда к кресту подошел Михайло Молчанов, то Гермоген возмутился «и повел его ис церкви выбити вон безчестне».

Предчувствия Гермогена были вполне справедливы. Целуя крест боярам в соблюдении условий об избрании Владислава, Жолкевский отлично знал, что Сигизмунд сам хочет завладеть Московским государством, а Владислав был выставлен только для виду. Старый гетман ясно видел, что царем может быть только Владислав и притом лишь при условии принятия им православия; тем не менее, зная истинные намерения короля, Жолкевский тщательно скрывал их от бояр и, как увидим, действовал очень искусно в выгодах своего повелителя. Через два дня к гетману приехали из-под Смоленска Федор Андронов и Гонсевский и привезли приказ – приводить москвичей к присяге не Владиславу, а непосредственно самому королю. Но Гонсевский сам увидал, что это дело невозможное, и счел за нужное «не открывать этого, боясь, чтобы Москвитяне (коим имя его величества короля было ненавистно), – читаем мы в „Записках“ Жолкевского, – не восстали и не обратили желаний своих к самозванцу или к кому-нибудь другому».

Скрывая от бояр полученное приказание короля, Жолкевский приступил к выполнению своего обещания отвести Сапегу от Вора; вместе с тем гетман обещал Вору, если он покорится Сигизмунду, выхлопотать ему у сейма Самбор и Гродно для кормления. «Но он (Вор) не думал сим удовольствоваться, – говорит Жолкевский в своих „Записках“, – а тем более жена его (Марина), которая, будучи женщиной властолюбивой, довольно грубо отозвалась: „Пусть его величество король уступит его величеству царю Краков, и его величество царь отдаст королю Варшаву“». Марина приказала так ответить на предложение гетмана, без сомнения обнадеженная в успехе Вора тем обстоятельством, что Суздаль, Владимир, Юрьев, Галич и Ростов стали тайно пересылаться с ним, проведав, что вопрос о принятии Владиславом православия отложен.

Сапега отвечал Жолкевскому уклончиво, что сам он готов отстать от Лжедимитрия, но товарищи не хотят этого. Ввиду этого Жолкевский вместе с московским отрядом выступил против Сапеги, причем первый боярин, князь Ф.И. Мстиславский, стоявший во главе временного правительства, не постыдился поступить под начальство гетмана. Завидя отряд Сапеги, наши хотели сейчас же на него ударить, но Жолкевский, не желая проливать крови своих же поляков, вызвал Сапегу для переговоров, и тот обещал ему покинуть Вора. Чтобы отогнать последнего от столицы, гетман, по согласию с боярами, провел ночью свое войско через Москву и, соединившись с русской ратью, появился перед воровским отрядом, в котором по-прежнему были и сапежинцы. На этот раз дело опять не дошло до боя, а ограничилось переговорами. Однако Вор, не надеясь больше на Сапегу, решил отступить в Калугу, где к нему присоединился и атаман донских казаков Заруцкий. Сапега же отошел в Северскую землю для действий будто бы против Вора, но на самом деле, с соизволения Сигизмунда, он опять завязал с цариком тайные сношения, чтобы отвлекать москвичей от замыслов короля.

При своем движении ночью через Москву против Вора Жолкевский мог, конечно, захватить почти беззащитную столицу, но не сделал этого и тем приобрел большое доверие у бояр. После удаления Вора последовали взаимные угощения: Жолкевский задал пир боярам, а те отвечали ему тем же. Затем гетман начал торопить отправление большого посольства под Смоленск, согласно договору 17 августа, для избрания королевича, и очень ловко повел дело так, что удалил вместе с ним из Москвы самых опасных для короля людей: умного и деятельного князя В.В. Голицына, который сам имел виды на престол, и не менее умного и крепкого русского человека Филарета Никитича Романова. Жолкевский уговорил бояр поставить во главе посольства Голицына, а Филарет должен был ехать под Смоленск представителем всего православного духовенства.

В состав посольства входили, кроме того, окольничий князь Мезецкий, думный дьяк Томила Луговской, Захар Ляпунов, троицкий келарь Авраамий Палицын и другие; всего было до 1200 человек вместе со слугами. Такое большое количество членов посольства объясняется тем обстоятельством, что вместе с послами под Смоленск отправилась и большая часть того «случайного собора», из людей от земли, которые находились в Москве при выработке условий 17 августа об избрании Владислава. Посольство покинуло Москву 11 сентября. «Патриарх же митрополита (Филарета) и бояр благословляше и укрепляше, чтобы постояли за православную, за истинную християнскую веру, ни на какие б прелести бояре не прельстилися. Митрополит же Филарет даде ему обет, что умрет за православную за христианскую веру». Филарет должен был потребовать, чтобы королевич немедленно крестился у него и у смоленского архиепископа Сергия.