Сказания о Хиль-де-Винтере - [55]

— Хотел бы я видеть таких смелых девушек у себя в замке, — сидевшие рядом с ним захохотали его шутке, но тут же осеклись, заметив, что внимание монарха приковано к ним. Гельне Второму не пришлась по вкусу шутка про опальный замок. Король вопросительно глянул на своего первого секретаря, прожженного старца, пережившего всех монархов, каких можно, и при этом всегда занимая ключевые посты при Дворе. Старец с длинными, завязанными в хвост седыми волосами, но все еще сухой и подтянутый, кивнул Рокберну и Матею, и те вынуждены были встать и проследовать за ним в просторную карету у выхода с арены.

Старец расположился на одном сидении с Рокберном, напротив Матея, и впавшему в паранойю герцогу это показалось недобрым знаком.

— Итак, — дребезжащим старческим голосом начал тот, развернув пару длинных свитков на своих острых торчащих коленках. — Мы уполномочены, Маттеус Верлус Эритринский, герцог Эритринии и Мраморных островов, снять с вас все обвинения и дальнейшие преследования со стороны властей, в виду вашей состоявшейся казни. — Рокберн, погруженный в свои мысли, но всецело обратившийся в слух, не пропускал ни слова из сказанного секретарем. — Вам возвращен ваш кровный титул, о чем и говорится в указе Его Величества.

Старец вручил Матею верхний свиток, в котором говорилось, что все обвинения с него сняты. Все то время, пока он пробегал глазами содержимое свитка, старец и Рокберн молча смотрели на него. А когда он вышел из кареты, задернули штору и занялись какими-то своими секретными делами.

Теперь даже солнце ярче светило у Матея Эритринского над головой, и все встречавшиеся ему по пути на арену также казались веселее и беззаботнее. О благодать, не нужно больше ни от кого прятаться, съезжать с дороги при виде стражи, опасаться, что в любую минуту могут прийти штурмом в фамильный замок Хиль-де-Винтер…

Разом смахнув стопку абсента в попавшемся по пути импровизированном баре, герцог поднялся обратно в королевскую ложу. Первая чета Сеймурии пила вино за чье-то здоровье, а все остальные, находившиеся в ложе, вытаращились на арену.

— Что я пропустил? — Спросил герцог своего соседа слева, владельца каких-то рудников на Севере.

Но тот не ответил. Матей проследил за его взглядом и увидел следующее.

Доведенный до белого каления фаэрино метался из одного конца арены в другой, от его горящей пламенем шкуры сыпались тучи искр, а сам он походил уже на лесной пожар, с трудом можно было различить, где у чудовища голова, а где ноги и хвост — он весь был объят пламенем. Като давно уже спешилась, и обезумевший конь ее бегал кругами и тряс головой, все еще безуспешно пытаясь освободиться из косынки. Рино преследовал кота, у которого передние лапы были обожжены, и из белых превратились в коричневые, в тон всей его шкуры. Зверь вот-вот должен был навздеть кота на гигантский рог, ему это почти удалось, как вдруг дорогу ему преградила миледи со своим лазуритовым клинком. Трибуны ахнули, многие повставали, чтобы лучше видеть происходящее на арене, где-то заплакал испуганный ребенок. И огненное чудовище, уже подмявшее под себя кота, остановилось, воинственно задрав хвост кверху. Бросив кота, огненный носорог взревел и, взрывая копытом землю, приготовился к атаке на девушку. Однако же ее верный питомец не отбежал в сторону, на безопасное расстояние, как она рассчитывала. Вместо этого он бросился чудовищу на ухо, и тут же с кошачьим визгом выпустил его из пасти — оно ведь тоже было объято пламенем, подобно всей его шкуре, и больно обожгло язык. Рино отбросил кота мордой, лишь чудом не задев рогом, и снова двинулся на него, забыв о графине Камрези.

— Гард! — крикнула она и бросилась на помощь своему коту.

Миоеди ударила рино с размаху ножом в его толстую шею, видимо, рассчитывая достать сонную артерию. Но только клинок вошел в огненную шкуру, девушка вскрикнула и отдернула руку — а наземь упал оплавленный, потерявший форму кусок железа — огненная шкура рино попросту расплавила лезвие. Она осталась безоружной.

Рино бросил топтать каракала, каким-то чудом уворачивающегося в самый последний момент, и снова повернулся к девушке. Та зачем-то сунула в карман теперь уже бесполезный клинок и схватилась рукой за висевший на шее серебряный крест.

— Самое время помолиться, — услышал Матей чей-то злорадный шепот у себя за спиной. Он обернулся и таким суровым взглядом смерил всех сидевших за ним министров, что те до конца боя хранили молчание.

Рино тяжелой рысцой пошел в атаку. А нашей лучнице оставалось только терпеливо ждать момента, когда нужно сделать шаг в сторону, чтобы неповоротливый чудовищный носорог сослепу пронесся мимо, задев ее космами огненной шерсти. Рука ее мелькнула возле головы чудища, и, не удержав равновесия, графиня все же упала в песок, которым была посыпана арена. А фаэрино резко встал, замотал головой, заревел и поднялся на дыбы, затем рухнул на бок и больше не шевелился.

Теперь уже все трибуны поднялись, желая узнать, как же хрупкой девушке удалось одолеть непобедимого огненного зверя. Подоспевшие охранники извлекли из головы рино тот самый крест, что герцог когда-то подарил ей в лесу — хитроумная графиня воткнула его в единственное место на голове чудовища, где не росли огненные волосы — прямо в налившийся кровью глаз.