Сказание о Йосте Берлинге - [41]

И постепенно все начали понимать, что это за медведь и почему Йоста не решился в него выстрелить. Страшно сказать, а еще страшнее поверить – это не обычный медведь, и дело даже не в его величине и силе. Убить его нельзя, если у тебя нет в запасе серебряной пули. Пули из серебра и колокольной меди, мало того, отлить ее надо на колокольне, и не в любой день, а в четверг, и даже не в любой четверг, а в новолуние. Ни пастор, ни звонарь ничего не должны не только знать, но даже подозревать… короче говоря, нелегко раздобыть такую пулю.

* * *

У всех медведь как кость в горле, но есть в Экебю кавалер, для которого вся эта история – личная трагедия. Вы, конечно, поняли, что речь идет о майоре Андерсе Фуксе, знаменитом охотнике на медведей. Он потерял покой и сон, для него это было невыносимо: как это он, майор Фукс, гроза медведей, не может убить шатуна с Гурлиты? Он долго ворчал и не верил, но и для него под конец стало ясно: только серебряная пуля. Иначе этого зверя не завалить.

Красавцем мрачного майора назвать никак нельзя. Тяжелый, неуклюжий, свекольная физиономия с обвисшими щеками и тройным, а кое-где и четверным подбородком. Жесткие, как сапожная щетка, черные усики над толстой верхней губой, а волосы не берет никакой гребень. Торчат, как у черного стриженого ежа. Молчаливый, слова не вытянуть, и к тому же великий обжора. Короче говоря, он не из тех, кого женщины встречают улыбками, кокетливыми взглядами и объятиями; да собственно, и сам он мало интересовался прекрасным полом. Трудно даже представить, что однажды майор Фукс падет жертвой чар какой-нибудь красавицы. Все, что касается любви и любовных страданий, майора Фукса не интересовало.

И вот настал вечер четверга. Узенькая, в палец толщиной, полоска месяца висела над горизонтом еще за пару часов до захода солнца.

Майор Фукс, не сказав никому ни слова, покинул Экебю. На плече у него висело ружье, а в ягдташ положил он горелку и литейную форму для пуль. Он направлялся в церковь в Бру – решил попытать счастья, хотя и не особенно верил во все эти суеверия. Не может же счастье в конце концов не улыбнуться такому честному и порядочному человеку, как он, майор Фукс!

Церковь стояла на восточном берегу узкого пролива, соединяющего северную и южную части озера, так что путь его лежал через переброшенный через этот пролив шаткий мост.

Он шел, погруженный в невеселые мысли, не глядя на живописный, расположенный на склонах поселок, на изящные силуэты домов, четко, как в театре теней, вычерченных на экране вечернего неба, на круглую вершину горы Гурлиты.

Он смотрел под ноги и размышлял, как бы ему раздобыть ключ от церкви и подняться на колокольню, но так, чтобы никто об этом не знал.

Но уже у самого моста чьи-то отчаянные крики заставили его поднять голову.

Надо сказать, что в те времена в церкви Бру служил органистом некий немец по имени Фабер, робкий, тщедушный человечек с вечной заискивающей улыбкой. А звонарем был Ян Ларссон, толковый, работящий крестьянин. Правда, бедный – пастор из Брубю выманил у него все отцовское наследство, целых пятьсот риксдалеров.

Этот самый звонарь ни о чем так не мечтал, как жениться на хорошенькой девице Фабер, сестре органиста, а тот никак не хотел отдавать сестру замуж за бедного Яна. Из-за этого между ними разгорелась настоящая вражда. И именно в этот вечер Ян подкараулил органиста на мосту, взял его за грудки и поднял над перилами – если не отдашь за меня сестру, брошу в пролив. Но Фабер не сдавался. Он кричал, брыкался и только повторял: «Нет, нет и нет!», хотя то и дело с ужасом бросал взгляды на черную, кипящую порогами полосу ледяной воды далеко внизу, между заснеженными берегами.

Неизвестно, чем бы кончилось дело. Рассвирепевший Ларссон мог и в самом деле бросить крошку-органиста в пролив. Но как раз в эту секунду на мосту появился Фукс. Завидев грозного майора, звонарь перепугался, отпустил Фабера и бросился бежать со всех ног.

Маленький Фабер повис у спасителя на шее и рассыпался в благодарностях. Майор аккуратно поставил органиста на доски моста и пожал плечами – не за что, мол, благодарить. А может быть, пожатие плеч значило совсем другое – майор сильно недолюбливал немцев после того, как во время померанской войны пережил осаду Путбуса на острове Рюген[15]. Никогда в жизни он не был так близок к голодной смерти, как тогда. Ну и немцы.

Фабер решил тут же бежать к исправнику Шарлингу и пожаловаться, что звонарь пытался его убить, но майор его разочаровал: в этой стране, сказал он, убить немца за преступление не считается. Это, конечно, было не так, но майор, как я уже сказала, сильно не любил немцев.

Тогда Фабер в порыве признательности пригласил майора домой на домашние свиные сосиски и кружку муммы[16].

Майор не хотел было идти, он торопился. Хотя что может быть лучше домашних немецких сосисок… К тому же его осенило: наверняка у органиста дома есть ключ от церкви.

Они поднялись по склону холма, где рядом с церковью жили и пастор, и звонарь. Здесь же стоял дом органиста.

– Прошу меня извинить, – непрерывно трещал Фабер, – прошу извинить, у нас с сестрой беспорядок, ужасный беспорядок. Дела были с утра. Резали петуха. Петуха резали.