Сказание о Йосте Берлинге - [40]

Если бы хоть кто-нибудь спросил, как хозяину леса угодно устроить свою жизнь. Если бы дробь не влетела со свистом в берлогу и не впилась в кожу, как рой комаров…

Он слышит выстрелы и крики. Он пытается стряхнуть с себя сон, пытается размять затекшие и ослабевшие суставы и с трудом расшвыривает хворост – нелегкий труд для старого воина. Но надо же посмотреть, что происходит там, посреди ненавистной зимы. Что за шум? Не весенний ли первый гром, не ветер ли валит ели и раскидывает слежавшийся снег?

Но нет. Не весна и не ветер. Кавалеры. Кавалеры из Экебю.

Старые знакомые. Кавалеры из Экебю. Он помнит ту ночь, когда Беренкройц и Фукс сидели в засаде на хуторе крестьянина из Нюгорда. Выпили бутылку – какая же охота без самогона? – и мирно задремали. И как раз в этот момент хозяин леса разметал торфяную крышу хлева. Они проснулись, когда он уже вытаскивал из стойла убитую корову, и бросились на него с ружьем и тесаком. Корова медведю не досталась, но сам он все же убежал, хоть и остался без глаза.

И еще хуже была вторая встреча с кавалерами. Они с супругой-медведицей и медвежатами как раз готовились залечь в спячку в своей берлоге на горе Гурлита. Он помнит – кавалеры появились неведомо откуда. Он опять ушел. Расшвырял все вокруг и убежал. Но остался хромым, пуля застряла в бедре. А когда он вернулся, снег у берлоги был весь залит кровью его царственной супруги, а медвежат люди забрали с собой. Они вырастут среди людей и станут их друзьями и слугами.

Но сейчас дрожит земля, осыпается пушистый снег с хворостяной крыши берлоги, и словно сказочное чудовище из-под земли вырастает он, король и хозяин здешних лесов, великий боец, заклятый враг кавалеров. Берегись, Фукс, гроза медведей! И ты берегись, завзятый игрок в шилле полковник Беренкройц, и ты, Йоста Берлинг, герой сотен приключений!

Горе вам, поэты, мечтатели, герои-любовники! На поляне стоит Йоста Берлинг, палец его на спусковом крючке, и прямо на него идет огромный медведь. Почему он не стреляет? Почему Йоста Берлинг не стреляет?

Почему не спустит он курок, почему не выстрелит в широкую мохнатую грудь? Медведь уже совсем близко, можно стрелять. И он, Йоста, один, остальным стрелять несподручно. О чем он думает? Не думает ли, что он, как главнокомандующий, принимает медвежий парад?

Нет, конечно. Но мы знаем, о чем он думает. Он думает о прекрасной Марианне, которая лежит тяжело больная в Экебю. Она сильно простудилась в ту кошмарную ночь, и было бы странно, если бы этого не случилось, после того как она чуть не час пролежала в сугробе в легком бальном платье.

Конечно же он думает о ней. И она тоже жертва эпидемии ненависти, жертва страшного проклятия, настигшего человечество. И Йосту передергивает от мысли, что и он жертва. Он тоже вышел с ружьем не погулять и не пострелять в цель – он вышел преследовать и убивать.

И как раз в минуту этих невеселых раздумий из чащи вышел чудовищных размеров медведь и двинулся прямо на него. Слепой после удара тесака одного из кавалеров, хромой после выстрела другого. Кавалеры убили его подругу, украли его детей. Его зимний покой нарушен, он совершенно одинок, шерсть его свалялась. И Йоста во внезапном прозрении понимает зверя. Единственное, что у того осталось, – его собственная жизнь.

«Не буду стрелять, – решает Йоста. – Пусть он убьет меня, но стрелять я не буду».

Зверь идет прямо на него, но Йоста стоит не шевелясь, вытянувшись, как на параде, и когда медведь уже рядом, он берет ружье на караул и щелкает каблуками.

И – о чудо! – хозяин леса поглядел на него своим единственным, налитым кровью глазом и проковылял мимо. Ему некогда связываться с Йостой Берлингом. Надо спасать жизнь. Медведю не мешают огромные, в человеческий рост, сугробы – он вламывается в лес, скатывается по крутому спуску и исчезает.

Загонщики ждали выстрела Йосты, но не дождались, а теперь лихорадочно палят в убегающего зверя.

Но уже поздно. Кольцо прорвано. Медведь исчез. Фукс задирается, Беренкройц ругается на чем свет стоит, а Йоста только смеется.

Как они могли подумать, что он, человек на вершине счастья, омрачит блаженство убийством божьей твари?

Итак, огромный медведь с Гурлиты ушел из засады невредимым. Но зимняя спячка его прервана, а нет ничего опаснее медведей, разбуженных до прихода весны. Их называют шатунами. А когда шатуном становится такой медведь, как этот, много повидавший на своем веку гигант с Гурлиты, он опасен вдвойне. Никто так ловко и потаенно, как он, не срывает крыши низких, похожих на погреба, овчарен, никто так не обходит капканы, никто так не ускользает из засады.

У крестьян просто-напросто кончилось терпение. Они уже несколько раз посылали гонцов к кавалерам – умоляем, помогите покончить с этим разбойником.

Весь февраль, день за днем, ночь за ночью, рыскали кавалеры в верховьях Лёвена, но зверь, хитрый, как лиса, и стремительный, как волк, не давался. Они устраивают засаду на хуторе – а он буйствует в соседнем, ищут его в лесу – а он уже преследует крестьянские дровни на льду озера. Он стал настоящим грабителем, дерзким и безжалостным. Мог забраться на чердак и опустошить матушкин горшок с медом, мог задрать лошадь в упряжке на глазах у отца.