Сказание о страннике - [175]

Остальные в замешательстве смотрели на своего предводителя.

— Единственный надежный способ, — сказал он, словно объясняясь. Несмотря на ветер, здесь было слишком жарко, и каждый отчетливо слышал биение собственного сердца.

— Н-да, — пробормотал Болдх, — все это становится серьезным.

Возражений не последовало.

— Болдх, — распорядился Нибулус, — займись делом. Сними того часового, только постарайся не привлекать внимания. Убей его быстро. Если он вскрикнет или будет бороться, нас обнаружат и придется сразу атаковать. Если ты справишься со своей работой, то выиграешь время и мы сможем подойти ближе. А после мы вчетвером: я, Паулус, Лесовик и ты — должны разобраться с врагами побыстрее. Катти, ты будешь поливать стрелами тех, кто вдалеке. И Финвольд... парочка твоих фокусов с огнем не помешает: что-нибудь, что их убьет или отпугнет. Как я уже говорил, они трусы, и если мы перебьем хотя бы половину, остальные нас не побеспокоят. Обещаю.

— Ты и впрямь считаешь, что мой меч настолько важен? — спросил Болдх, которому вдруг стало как-то не по себе. — Он и впрямь стоит четырнадцати жизней?

— Конечно! — прошипел Финвольд.

— Нет, — заявил Нибулус, — Я так не считаю. Тут речь не о заколдованном оружии. Речь о выживании. Если Финвольд прав и они направляются в Утробу Вагенфьорда, мы встретимся опять. И в следующий раз они могут оказаться в выгодной позиции, а не мы. Другого такого шанса не будет.

Сзади раздался рык:

— Тогда лучше начать сейчас. — Это был Лесовик. Он закончил свой призыв духов воздуха и присоединился к ним. Огонь, который они видели в глазах шамана неделю назад — когда он вернулся из леса — снова горел, причем ещё ярче. — Не знаю, сколько продержатся элементали. На них нельзя положиться, и этот край им ни капли не нравится. Слышите, как спорят?

Так Болдх снова потерял контроль над ситуацией. Раньше он сам распоряжался своей судьбой, но с тех пор, как повстречал Эппу в Нордвозе, попадал из огня да в полымя. Здесь, в горах на Дальнем Севере, всё было подчинено идее Судьбы. Боги насмехались над ничтожными смертными, которые верили, что могут управлять своей жизнью. В разбушевавшемся ветре страннику слышался визгливый хохот богов.

И вот Болдх уже ползет через папоротник, почти касаясь земли животом, к человеку, которого ему приказали убить. И из-за чего? Он верил в пламенник не больше Нибулуса и в передрягу эту попал лишь из-за собственного опрометчивого решения.

Кинжал неуклюже примостился на потной ладони: пот впитался в обтянутую лосиной кожей рукоять. Клинок вдруг стал оттягивать руку — показался зверским, отвратительным и тяжелым. По правде говоря, намного тяжелее, чем его старый боевой топор. Неужели он и впрямь сможет вонзить этот толстый кусок холодного твердого металла в мягкую пульсирующую кожу на шее тивенборгца? Убить человека, который, как и сам Болдх, сошел с тропы бога Войны? Который, судя по всему, всего лишь простой вор? Каких-то полсекунды жестокости — и сам Болдх навсегда станет вором и убийцей.

С каждым опахалом папоротника, с каждой хрустнувшей под коленом или локтем веткой он приближался к бедному разине Эглдавку Клагфасту, и страшное превращение уже казалось Болдху неминуемым, и к горлу подступала желчь. Это было чистой воды убийство.

Воздух раскалялся и становился все вязче с каждой минутой: от растворенного в этой вязкости электричества у Болдха сводило зубы. На миг он остановился, раздвинул широкие листья папоротника и украдкой взглянул на затылок Эглдавка, маячивший всего в нескольких ярдах. Совсем как шея Эппы, подумал Болдх. Он почти умолял, чтобы часовой обернулся и заметил его.

Неужели я хочу до конца своих дней быть убийцей?

Болдх погрузился в мысли. Он попробовал представить, на что это похоже, быть убийцей, но не смог, все время натыкаясь на какой-то черный барьер. Болдх вспомнил прошлое, но и это не помогло. О, ему приходилось убивать людей, в этом Болдх почти не сомневался. Но тогда все было по-другому. За последние годы он дрался несколько раз, но каждый раз — защищаясь. И никогда у него не было уверенности в том, что раненный им человек умер. Прием был прост: режь, бей, коли и тут же уноси ноги. Никогда не возвращайся, чтобы проверить, кто там выжил — слишком опасно. Если все мёртвы — сами виноваты, не надо было нападать. Болдх же первым драться не лез.

Но если вернуться назад в памяти — может, что и было? Четырнадцатилетним подростком Болдх помогал одному наёмнику сопровождать караван до Багрового моря, и порой приходилось отбиваться от разбойников. Он тыкал оружием через окна повозки во все, что двигалось, и часто клинок возвращался алым от чьей-то крови. Но убивал ли Болдх когда-нибудь? Бывало, он выпускал в ночь стрелу за стрелой, но лишь в далеких, еле видимых врагов. И снова, убивал ли он?

Он напрягся и заглянул ещё глубже в прошлое.

И внезапно влажность стала невыносимой, и от электричества в воздухе у Болдха закружилась голова. В его прошлом было черное пятно; что-то в сознании — настолько сильное, что даже он сам не мог туда дотянуться. Ради Пел-Адана, что это?..

Энграмма[11]. Воспоминание, слишком темное и страшное, чтобы его хранить.