Сказание о новых кисэн - [45]

Когда я открыл дверь кухни, меня обдала волна горячего воздуха, вырвавшаяся из нее. Это было на следующий день после свадьбы. На кухонной плите были сложены в беспорядке, но так, чтобы не обрушились, — деревянное корыто, большие корзины, наполненные разными продуктами, стоящие в ряд, большая керамическая посуда с отверстиями на дне, сито и ступа, которую трудно увидеть в обычное время, разнообразные большие миски из латуни, о назначении которых я даже не мог догадаться.

Кисэны быстро работали ложками, не обращая внимания на тех, кто входил в кухню или выходил из нее. Только Кимчхондэк, разливавшая хэчжангук — суп от похмелья, из чугунного котла, откуда вырывался клубящийся пар, приветливо встретила меня, кивнув головой, мол, проходи. Я тоже кивнул ей в знак благодарности. В конце концов, в глубине души я давно смирился с тем, что никто, кроме нее, не рад мне в Буёнгаке.

— Да уж, «застольного мужа» не зря называют «застольным». Тебе не хочется немного подвинуться и дать ему место? — недовольно, как всегда издеваясь надо мною, проворчала Табакне, обратившись в сторону мадам О. — Разве не он целый день бездельничает и одиноко, словно столб, торчит в комнате, выходя из нее, лишь только когда наступает время поесть? Да, конечно, вчера он, притащив сюда, как другие развратники, свою жалкую задницу, поработал встречающим жениха. А ты, как дура, вытянув шею, с раннего утра ждешь его. Боялась, что он не придет есть? Не бойся, он придет, куда же он денется? Я знаю, что он обязательно притащит свой зад.

— Сестра, все мы — одна семья, — тихо сказала мадам О, не желая спорить с ней с утра, — нехорошо, если в ней кто-то останется голодным.

— Кимчхондэк, судя по супу хэчжангук, ты уже стала настоящей кухаркой, — сменив тему разговора и не обращая внимания на слова мадам О, мягко сказала Табакне, всем видом показывая, что ей не хочется больше говорить обо мне.

Она положила сваренный рис в большую латунную миску. Кисэны быстро заработали руками, кладя туда овощи, съедобные горные и полевые травы и зелень из мисок. После этого она налила туда кунжутного масла и для завершения приготовления блюда бибимпаб[56] уверенным движением начала перемешивать рис с приправами.

Как раз когда она это говорила, подошел Ким сачжан. «Пахнет хорошо, — подумал я, — кажется, будет вкусно». Я собрался усесться среди кисэн, но никто из них не хотел двигаться, чтобы дать мне место. Когда же я, несмотря на это, растолкав их, протиснулся в создавшуюся щель и нечаянно толкнул сидевшую рядом кисэн, то в меня сразу впился взгляд, полный ненависти. Не обращая на это внимания, сжавшись, я, наконец, с трудом сел; во рту скопилась слюна. Я беспечно попытался сунуть ложку в латунную миску, но Табакне, говоря, что у меня нет стыда, резко оттолкнула мою ложку своей, перемешивая рис. В это время на мое лицо упало зернышко риса, обмазанное перцовой пастой; слетевшее с ложки, оно было горячим, липким, горьким… Табакне стыдила меня, что я ничем не помог, даже в перемешивании риса, а собрался есть, и смеялась над тем, что я, мужчина, сижу с женщинами вокруг латунной миски с бибимпабом.

Мне вдруг стало невыносимо стыдно и обидно. Я с тоской посмотрел в сторону водителя Пака, который получил отдельный столик с ножками в виде собак, на котором были расставлены суп хэчжангук, разные закуски и гарниры. На самом деле мое место было там, я уже подумывал пойти туда, но передумал. Мне не хотелось видеть перед собой его, похожего на дровосека, в высоко закатанных брюках, усевшегося обедать, издавая аппетитные звуки «ху-ру-рук» каждый раз, когда выпивал суп. Всякий раз, когда Табакне смотрела на меня, она окатывала меня презрением, а на него смотрела теплым взглядом, в котором можно было прочитать: «В чем секрет его удачи — даже когда ест рис, счастье липнет к нему?» Но стоило ей увидеть меня, как она начинала гнусавить, раскрыв морщинистый рот. Сколько бы я ни смотрел на нее, она была для меня колючим ершом.

— Какая шлюха послала вчера сообщение на мобильник любовника мисс Мин? — вдруг громко и возмущенно спросила она, обратив свой взор на мисс Чжу.

— Почему вы смотрите на меня? Бабушка, я не делала этого, — оправдывалась та, поймав подозрительный взгляд. — Сколько лет я уже живу в кибане? Вы же хорошо знаете меня. Разве я могла сделать это?!

— Не знаю, кто из вас послал ему сообщение на мобильник, но он, паршивец, ворвался на рассвете в кибан и устроил скандал оттого, что она участвовала в церемонии хвачхомори. Я ей уже давно сказала, что им надо расстаться как можно скорее, но она меня не слушала и тянула с этим, и вот в конце концов довела до такого. Был жуткий скандал, прямо у ворот, Пак сачжан тоже, наверное, слышал это. Стыдно! Как можно после этого смотреть ему в лицо? — воскликнула она, а затем, повернувшись к Кимчхондэк, громко спросила: — Пак сачжан и мисс Мин получили утром столик с завтраком?

— Нет, они еще не проснулись. Другие гости тоже пока еще не завтракали.

— Я так и думала. Конечно, с самого рассвета тут так шумели, что сейчас для них, наверное, еще глубокая ночь. Вот вы, — неожиданно для всех спросила Табакне, — едите, а знаете ли вы хоть, что такое любовь?