Сказание о Мануэле. Том 1 - [11]

— Для меня, Горвендил (поскольку таково твое имя), подобные речи бессмысленны и не дают никакого утешения моему горю от потери Ниафер.

— Это лишь начало твоих утрат, Мануэль. Я думаю, что постепенно ты потеряешь все, некогда желанное, пока наконец не останется у тебя лишь пресыщение, усталость и тихое отвращение ко всему, что человеческая мудрость твоих предков побуждала тебя выполнить.

— Но, Горвендил, разве можно предсказать будущее? Или, может, Мирамон прав, сказав, что вместе со смертью и судьба встречает покидающего эту гору?

— Нет, Мануэль, я не скажу, что я судьба или один из Леших, мне, скорее, кажется, что я сумасшедший. Поэтому чем меньше ты будешь меня слушать, тем лучше. Должен сказать тебе, что эта пустынная местность, эта гора, эта дорога, эти старые клены и вон тот камень существуют только в моем воображении; и ты, и эта Ниафер, от которой ты избавился не самым гуманным образом, и Мирамон со своей прекрасной строптивой женой — все вы кажетесь мне персонажами, которых я придумал; и все происходящее на этом свете кажется мне лишь моими собственными фантазиями.

— Что ж, тогда определенно я бы сказал, или, скорее, я бы подумал, что необходимо сказать, что ты безумен.

— Ты говоришь без колебаний, и это происходит из — за твоей способности немедля осаживать чужие фантазии, благодаря чему ты, возможно, добьешься успеха.

— Да, но, — медленно спросил Мануэль, — что такое успех?

— В глубине твоей души, по — моему, этот вопрос уже решен.

— Несомненно, у меня есть свое мнение, но я спрашиваю о твоем.

Горвендил посмотрел сурово и, однако же, лукаво.

— Я где — то слыхал, — говорит он, — что в своей высшей степени успех — всего лишь достижения бесхвостой обезьяны, отчаявшейся забраться на самый верх, но, однако, воображающей себя символом — неким полномочным представителем Всемогущего.

Мануэль, похоже, намотал это на ус.

— А чем занимается преуспевающая обезьяна?

— Она блуждает, переходя от тайны к тайне, при помощи жалких паллиативов, ничего не понимая, жадная во всех своих желаниях и одновременно пронизанная трусостью, но, однако, когда доходит до дела, готовая отдать все, даже умереть, ради той бредовой идеи, что она — наместница и наследница Небес.

Мануэль покачал своей небольшой головой.

— Ты употребляешь слишком много ученых слов. Но, насколько могу тебя понять, это не тот успех, о котором я мечтаю. Нет, я — Мануэль, и я должен следовать своим помыслам и своему желанию, не глядя на других людей и их представления об успехе.

— Что касается этого, то я вижу (будучи свидетелем того, как ты недавно избавился от своей возлюбленной), что ты уже в значительной степени освоил этот вид отрицания.

— Ха, но ты не знаешь, что происходит здесь, — ответил Мануэль, ударив себя в широкую грудь. — И я не стану говорить тебе об этом, Горвендил, поскольку ты не есть ни судьба, ни один из Леших, чтобы удовлетворить мое желание.

— А какое бы у тебя было желание?

— Я хочу всегда получать все, что могу пожелать. Да, Горвендил, я часто думал, почему в древних легендах, когда предложено три желания, никто не просит чего — то разумного и расчетливого с первого раза.

— Какая нужда беспокоить Леших по поводу такого скромного желания, если все всегда можно купить за определенную цену — получить все, что захочешь? Тебе нужно лишь идти вон туда, — показал Горвендил и объяснил Мануэлю одну, на первый взгляд, странную и рискованную затею. Затем он с грустью сказал:

— В этом — то пустяке в Михайлов день я не могу отказать никому. Но должен назвать тебе цену: по достижении каждого желания ты будешь ощущать, чего оно стоит!

Сказав это, Горвендил раздвинул кусты у дороги.

Там его ждала прекрасная, цвета сумерек, женщина в зеленом с голубым платье. На голове у нее сверкала голубая диадема, увенчанная зелеными перьями, в руке она держала вазу. Горвендил шагнул к ней, и кусты за ним сомкнулись.

Мануэль остался один. Ошеломленно озираясь, он прошел немного по дороге, а потом бросился ничком на землю и зарыдал. Причиной этого, как считают, было то, что юный Мануэль полюбил Ниафер так, как он не мог любить больше никого. Поплакав, он поднялся и отправился к Гарантонскому пруду — он возвращался домой, так ничего и не достигнув, во всем потерпев поражение.

Глава VI Расчетливость Мафи

Все, что случилось на этот раз у Гарантонского пруда, доподлинно не известно, но, судя по всему, оказалось достаточно любопытным, чтобы придать мыслям Мануэля новое направление, однако при этом его мысли не стали веселей. Во всяком случае, Мануэль вернулся к своей сестре Мафи, которая была женой мельника, безо всякого оптимизма.

— И где тебя носило целую неделю? — спросила Мафь. — Свиньи — то совсем озверели и перерыли всю округу, мукомол целыми днями шпынял меня твоей никчемностью, а эта рыжая Сускинд каждый вечер спрашивала тебя и изводила меня жалобными стенаниями. И по какой такой причине ты хмур?

— У меня есть повод, — вздохнул Мануэль.

Он поведал ей о своих приключениях на Врейдексе, а Мафь сказала, что это доказывает, к чему приводит пренебрежение своими прямыми обязанностями, заключающимися в присмотре за свиньями ее супруга. Затем Мануэль поведал ей о том, что случилось у Гарантонского пруда.