Сказание о годах Хогэн - [17]
Хотя в целом силы экс-императора и составляли более тысячи всадников, но дворец его был просторным, и когда люди распространились по нему, их нигде не стало видно. Новый экс-император потребовал себе длинное одеяние Левого министра.
Норинага предстал перед его взором и принялся уговаривать экс- императора, говоря:
— Такого примера, чтобы государь, оставивший престол, внезапно облачился в воинские доспехи, не существует. Кроме того, в эту пору слишком жарко. Не извольте поступать так, как этого ожидают.
Действительно, как он и замыслил с самого начала, и экс-император, и Левый министр сняли своё платье. Вельможный Норинага, Норимаса-асон и более мелкие чиновники-стражи Северной стены надели поверх шаровар хакама широкие кушаки. Низшие ратники отряда экс-императора облачились в доспехи, взяли луки и опоясались колчанами.
После этого, вызвав к себе судью, экс-император спросил его о порядке ведения битвы. На белом коне с чалой гривой мимо проехал Тамэёси в мощных доспехах, скреплённых чёрной нитью, которые были надеты на шёлковое церемониальное платье хитатарэ. Осанка его и поведение были спокойными, и он выглядел как великий полководец.
— Как я уже докладывал ранее, — почтительно молвил судья, — Тамэёси ещё не имел случая проявить мастерство в сражении. Августейшему нужно распорядиться призвать к себе судью Тамэтомо.
Экс-императоры и прежде могли слышать, что этот Тамэтомо был тем человеком, который был нужен. Помимо этого, во время беседы августейшего с его отцом тот представил его в таком же духе: он-де человек поистине внушительный — своей наружностью, поведением, выражением лица.
Он был человеком больше семи сяку[161] ростом, и над обычными людьми возвышался на два-три сяку. Тамэтомо был лучником по рождению, и его левая рука, сжимавшая лук, была на 4 сун[162] длиннее правой руки, державшей поводок уздечки. А потому и в горсть он мог взять сразу 15 стрел. Лук его был размером в 8 сяку 5 сун, а древку его лука не было равных по длине. Его золотистого цвета стрелы были изготовлены из трёхлетнего бамбука[163].
Полагая, что стрелы будут терять свои свойства, если их вымыть, он лишь удалял с бамбука узлы и полировал их хвощём. А ещё он считал, что если будет делать стрелы лёгкими, они станут хуже, и втыкал железные пластинки в их стебли до самых бамбуковых перемычек внутри стебля.
Для оперенья стрел Тамэтомо не пренебрегал перьями ни коршуна, ни совы, ни ворона, ни курицы, а концы стрел обматывал побегами глицинии. Не забывал они о выемке для стрелы: чтобы лук не сломался, закреплял его роговой пластиной и покрывал киноварью.
Наконечники у его стрел были типа «лучина» и «птичий язык»[164]. Спереди они сужались наподобие долота и насаживались на стрелу толщиной в 5 бун[165] шириной в один сун и длиной в 8 сун. Стебли у стрел были срезаны возле самых наконечников. После того как, отшлифовав, словно льдинку, наконечник стрелы, он смазывал жиром его жало и делал это так, что стрела пронзала цель, куда бы она ни попадала. Казалось, выдержать её не могла ни скала, сколь велика эта скала ни была бы, ни глинобитная стена, окованная железом. Что касается звучащих наконечников боевых стрел[166], для них Тамэтомо отбирал молодые побеги магнолии или падуб, зачищал на побегах участки на 8 глазков и метил на них по 9 глазков.
В них он вставлял «гусиные окорока»[167] — «алебардный зуб» в один сун и «руки» в шесть сун. Вперёд выдавалось три пика, на каждом пике затачивалось лезвие, из-за чего стрела становилась подобной малой алебарде с двумя торчащими вперёд «бутылочками». На лопаточке стебля стрелы из чистого бамбука были закреплены перья медно-красного фазана вперемешку с белыми как иней перьями аиста, и те покрывали её со всех четырёх сторон.
В колчан на 24 стрелы добавлялось 4 таких звучащих стрелы, и это было подобно тому, как среди рощи поднимается высокая купа деревьев.
Воин был одет в доспехи, которые окаймляло золотое шитьё со львами в кругах, которые являлись пугающими крупными амулетами; на груботканное хитатарэ китайским узором[168] по чёрному полю вышито несколько кругов со львами.
Меч его с клееной гардой[169], покрытой чёрным лаком, достигал трёх сяку и пяти сун и был вставлен в ножны, завёрнутые в медвежью кожу[170]. Страшен был вид Тамэтомо, облачённого в лёгкие доспехи, со скромными оплечьями и наколенниками, с прижатым к боку луком, горделиво выступающего вперёд, покачивая шапочкой эбоси[171]. Так проявлялся гнев его, ибо напоминал здесь Тамэтомо злого демона Тохати Бисямона[172]. Казалось, нет таких демонов зла и духов болезней, которые посмели бы встретиться с ним лицом к лицу.
Но не только этим внушительным было зрелище. Для конных и пеших здесь не было ни таких пернатых, летающих по небу, ни таких зверей, бегающих по земле, которых не остановили бы они, стреляя из луков. Они были совершеннее Масакадо и Сумитомо
