Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме» - [9]

Кинжалом твоего достигнув уха,

Я голову твою отброшу прочь,

Тогда себе твою возьму я дочь!

Еще сказал ты: счета нет коронам,

Войскам твоим и странам покорённым,

При этом мне припомнились слова, —

Их воин говорил с отвагой льва:

«К воде быстрей воды бежит собака,

Минует воду второпях, однако».

Свернул ты с благородного пути,

Когда решил на нас войной пойти,

Но ты мои почувствуешь удары,

Насильник, не укроешься от кары.

«Мой раб гораздо более велик, —

Так ты сказал, — чем тысячи владык.

Покорны мне все крепости вселенной», —

Так ты сказал, свидетель — мир нетленный.

Но знаешь сам, что множество путей

Ведут к воротам этих крепостей,

По тем путям проходит простолюдин,

И царь, и богатырь, чей жребий труден.

В ворота тщетно будешь ты стучать:

На них твоей погибели печать.

Когда меня в свои вельможи прочишь,

Ты этим имя лишь мое порочишь,

Но силу моего меча познав,

Забудешь ты свой милостивый нрав,

А сам найдешь ты мир, стремясь к покою,

Лишь под моей высокою рукою.

Тот путь, которым ты пошел — ничто!

Твои войска и твой престол — ничто!

Ты в трепете смиришься предо мною,

Когда свои дружины я построю.

Ты — лжец, хотя царем себя зовешь,

Но никогда не побеждает ложь…

Еще сказал ты, что меня ты ценишь,

В броню военачальника оденешь, —

Но я уже сейчас достиг высот,

Мой властелин мне оказал почет.

К тебе пришел я, властью наделенный

И знаменем Рустама осененный.

Даю тебе, Сова, трехдневный срок,

А в третий вечер протрубит мой рог:

Тебя своим кинжалом обезглавлю

И голову твою в Иран отправлю!»

Ответ услышав, пожелтел посол,

В отчаянье обратно он пришел.

Стал Совашах мрачнее черной ночи:

Дорога к смерти сделалась короче.

Сказал Фагфур: «Ничтожна вражья рать,

Зачем же убиваться и рыдать?»

Он приказал, чтоб всадников сзывала

На бой бряцающая медь кимвала,

Чтобы колоколов индийский звон

Был горным эхом гордо повторен,

Чтоб громко барабаны загремели,

Чтоб небеса от страха почернели.

Построил войско молодой храбрец, —

Задумчиво сказал ему отец:

«Избранник смелых, младший сын мой милый,

Развей пришельцев завтра грозной силой…»

Сложили всадники свои шатры,

В вечернем мраке вспыхнули костры,

И стиснутое горными грядами,

Простерлось полчище двумя рядами.

В шатре Бахрама собран был совет.

Что принесет воителям рассвет?

Уснули турки, прекратились клики,

Мир сделался ненужным для владыки.

Глава восьмая Бахрам видит сон и вступает на заре в бой с Совашахом; смерть Совашаха

Уснул Бахрам, но дума о войне

Не улеглась; увидел он во сне:

Полки Турана движутся лавиной,

Они сражаются с отвагой львиной,

И полностью его разбита рать,

И сам он пешим вынужден бежать,

И друга нет ни спереди, ни сзади,

И тщетно он взывает о пощаде…

Проснулся он печален, удручен,

Но скрыл он ото всех тяжелый сон.

Бахрам, одевшись, ночь провел в тревоге.

Вдруг топот он услышал на дороге:

То прискакал Харрод Бурзин верхом,

От Совашаха убежав тайком.

Сказал Бахраму: «Где твоя охрана?

Иль ты силков не видишь Ахримана?

Храни бойцов по долгу главаря,

Их души не растрачивай ты зря.

Достоин будь высокого удела:

Великое начнешь ты завтра дело!»

Бахрам — в ответ: «В твоем роду, скажи,

Ужели все такие же мужи?

Все, видно, промышляют рыбной ловлей,

Зимой и летом заняты торговлей.

И ты закидываешь в лужу сеть, —

Тебе ли в бой лететь, мечом владеть?

Увидишь ты, когда заря проснется,

Достоин ли я званья полководца,

Увидишь ты, как превратятся в прах

И вражьи полчища, и Совашах!..»

Вот на добычу солнце-лев стремится.

Даль побелела, как лицо румийца.

Раздался гром трубы и гул копыт, —

И под копытами земля кипит.

Военачальник, с палицей и в шлеме,

Промчался перед воинами всеми.

Изадгушасп на поле вывел свой

Трехтысячный отряд передовой.

Скакун его подобен был плотине,

Что преграждает путь речной стремнине.

Средину возглавлял Ялонсина.

За ним — упорна, опытна, сильна,

Главой Кундогушаспа называя,

Дружина возвышалась тыловая.

Сжигал траву Кундогушаспа конь, —

Он высекал копытами огонь…

С рядов передних клич раздался бранный:

«Золотошлемные мужи Ирана!

Того, кто побежит спиной к врагу,

Я обезглавлю, а потом сожгу».

И, как судьба, неотвратимый, строгий,

Закрыл он к отступленью две дороги, —

Велел он к бегству преградить пути,

Чтоб смерть или победу обрести.

Писец Мехран предстал пред исполином.

Сказал ему: «Поверь моим сединам, —

Да будет в битве бдителен твой взор:

Не видно ни земли, ни рек, ни гор

Под меченосным воинством Турана!»

Разгневался воитель на Мехрана,

Сказал: «О ты, нечистый враг добра,

Слуга чернил, бумаги и пера!

Кто заставлял тебя, писака хилый,

Подсчитывать дружин туранских силы?»

К Харроду прибежав, сказал Мехран:

«Бахрам нечистым духом обуян!»

И оба старца прикусили губы:

Сановникам сражения не любы.

Они бы прочь бежали поскорей,

Но трепетали пред царем царей.

Они на холм взобрались перед строем,

Чтоб легче было наблюдать за боем,

И за Бахрамом пристально следя,

Они уставились на шлем вождя.

Разгневанный Бахрам, вступая в битву,

На поле боя произнес молитву.

Он восклицал, сердца воспламенив:

«Творец, ты видишь: враг несправедлив.

Ужели я ничтожней Совашаха?

Избавь же душу ты мою от страха,

Даруй же радость войску моему, —

И я тогда с восторгом смерть приму.

Даруй добру желанную победу,

И мир хвалу тогда воздаст Изеду».