«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века - [55]

Само понятие старца о странствии «в места, где Божьи люди душу свою спасают» довольно неопределенно. Его рассказ о пустынножителях содержит и церковное предание, и отзвуки народных легенд, и элементы фольклора: «Сказывали мне странники, что такие есть места в Чердынском уезде, в самом то есть углу, где божьи люди душу свою спасают <…> даже из Москвы в те места благочестивые старцы спасаться ходят, что много там есть могил честных и начальство про то не знает и не ведает. А тот вот про другое место тоже сказывали. В Оренбургской губернии, около Златоуста, в горах, такие же пустынники обитают, и все больше в пещерах. В этих, барин, пещерах люди без одежды ходят, питаются злаками земными, и даже промеж себя редко общение имеют» (2, 380).

Салтыков был внимательным читателем Парфения и действительно хорошо знал его текст. В приведенном фрагменте о христианах-отшельниках Оренбургской губернии источником для Салтыкова послужил следующий текст «Сказания»: «…в Святой Горе Афонской много есть совершенных отшельников и пустынножителей, живущих в глубочайших пустынях и в непроходимых местах, кругом самого Афона, в горах и в дебрях и в пропастях земных, где мало проходят люди. Живут в пещерах; одежда на них от многолетия обветшала, и ходят полунагие, а иные покрыты власами; питаются саморастущими травами и зелиями, а иные питаемы Самим Богом. От людей они укрываются, и мало кому показываются. Случается находить их келии, но заставать самих — мало случается» (II, 368). Этот же отрывок из «Сказания» Салтыков использовал не только в «Губернских очерках», но и в статье о Парфении: «Живут они <афонские отшельники> в пещерах, одежда на них обветшала, ходят полунагие или покрытые власами, питаются «саморастущими травами», а от людей укрываются. Заставши однажды одного такого пустынника, монахи узнали от него, что он уже сорок лет живет в пустыне, с небольшим числом пустынников, не видя никого, кроме своей братии. На вопрос «как проживали они в течение шести лет, когда Афонская гора была разорена и всюду ходили турки», он отвечал: «Ничего мы не видали и не слышали» (5, 60). Из текста самого Парфения известно, что упомянутый Салтыковым пустынник на вопрос монахов «Давно ли пребываешь в пустыне, и откуда пришел?» дает следующий ответ: «Вам мою мирскую жизнь знать не нужно; только, в самой юности оставил я мир, и пришел в Святую Афонскую Гору, и уже пятьдесят лет здесь пребываю: десять лет прожил в монастыре под послушанием, а сорок лет живу в пустыне сей, и никого из афонских отцев не видал, кроме вас и своей братии» (II, 368).

Похожий диалог происходит между автором «Сказания» и его духовным наставником о. Иоанном, который на мольбу будущего инока Парфения поведать ему о таинствах безмолвия говорит со слезами: «Что мя вопрошаеши, чадо, иже выше мене? Остави ныне о том вопрошати…» (I, 260). Слова старца Асафа из очерка Салтыкова имеют некоторое сходство с приведенными фрагментами «Сказания». Так, на просьбу героя рассказать о своей прошлой жизни, старец Асаф отвечает: «Кая для тебя польза, и какой прибыток уведать звание смиренного раба твоего, который о том только и помыслу имеет, чтоб самому о том звании позабыть и спасти в мире душу свою? И кая тебе польза от того, что очам твоим раны мои душевные объявятся и гноище мое узриши? И станешь ли ты вестника, глашающего тебе весть добрую, вопрошать о том, откуду он, и не посадишь ли его, вместо того, за стол и не насытишь ли глад его?» (2, 382).

Говоря об очерке Салтыкова, следует особо остановиться на старце Асафе, раскольнике, отшельнике, но при этом личности цельной и сильной духом. Именно Асаф, будучи духовником героя очерка, оказывает на него решительное влияние и учит пустынножительству. Столетний старец представлен у Салтыкова как «крепкий, словоохотный, разумный старик». «Лицом он был чист и румян, — повествует рассказчик, — волосы на голове имел мягкие, белые, словно снег, и не больно длинные; глаза голубые, взор ласковый, веселый, а губы самые приятные» (2, 381). Портрет Асафа очень напоминает старцев, описанных в книге Парфения, где, несмотря на некоторые индивидуальные особенности, внешний облик старцев почти всегда поразительно схож.

Таков, например, портрет о. Иоанникия[293] (Афон): «Росту был высокосреднего, власы длинные светлорусые, борода длинная и широкая, русая, лицеем чист и бел, и всегда весел, взгляд самый приятный…» (I, 361); или же портрет старца Иоанна (монастырь Ворона): «Росту был среднего, власы на главе поседелые, белые, брада не большая, белая; и так был сух, что крови и мяса не приметно, кроме кожи и костей; лицеем светел и весел, и всегда очи его были наполнены слез. Слово его было тихое, мягкое и кроткое…» (I, 262).

Старец иеросхимонах Арсений был особенно дорог о. Парфению, строки, посвященные своему духовнику, у автора «Сказания» проникнуты особенным чувством, но описание внешнего облика старца также иконографично и почти лишено индивидуальных черт: «Отец Арсений росту высоко-среднего, волосом рус, брада средняя, окладистая, с проседью; главу держал мало наклонну на правое плечо, лицеем чист и весьма сух, и всегда в лице играл румянец, а наипаче при Богослужении, и едва можно было на него смотреть; всегда был весел, и на взгляд приятен, очи имел наполненные слез, слово кроткое и тихое, говорил всегда просто, без ласкательства, решительно, без повторения» (I, 332).