Скарабей - [11]

— У меня тысячи писцов.

— И все они отчитываются перед вами. Вы тратите время на утомительные, мелкие проблемы. А ведь ваша главная задача — строить флот, крепить оборону. Ваше дело — война. Позвольте, я буду управлять делами вместо вас.

Генерал улыбнулся.

— Говоришь ты соблазнительно, — тихо сказал он. — Но я не так глуп и понимаю, что через несколько лет, окрепнув на взятках, ты станешь влиятелен и опасен. Мне придется то и дело поглядывать на тебя через плечо.

— Я буду хранить вам верность.

— Еще как будешь. Уж я об этом позабочусь. — Он зашагал по комнате. Сетис ждал. Он сделал всё что мог. Еще одно слово, один жест — и чаша переполнится. В горле пересохло, колени подкосились. Страшно захотелось сесть. Но он ждал.

Наконец Аргелин обернулся к нему.

— Согласен. Ты станешь моим личным секретарем. Тебе отведут комнаты здесь, и ты не будешь подчиняться никому, кроме меня. Ты должен быть готов явиться на мой зов в любое время дня и ночи. Однако ты передашь мне свою сестру и отца, и они поселятся в доме, который выберу я. Им не будет дозволено покидать Порт. Если ты предашь меня, они погибнут.

Он подошел к Сетису. Его глаза были холодны, как сталь.

— Я делаю это потому, что считаю — за тобой надо присматривать. Толстого музыканта нет в живых, и девчонки тоже нет, и Архона — по-видимому — тоже. Но остаешься ты.

Сетис пожал плечами.

— Я ни на чьей стороне, только на своей собственной, — напрямик заявил он.

Аргелин приподнял бровь.

— Будем надеяться.

* * *

Выйдя из кабинета, он чуть не упал в обморок. Воздух словно загустел и перестал наполнять легкие. Но сотник, которого послали проводить его к новому жилищу, не спускал с Сетиса глаз, поэтому он безропотно прошел следом за офицером по лабиринту коридоров и пыльных лестниц, складов, палат и казарм.

— Он что, хочет упрятать меня в тюрьму? — пробормотал Сетис.

— Тюремные камеры двумя этажами ниже. — Сотник остановился, распахнул шаткую кедровую дверь и заглянул внутрь. — Заходи.

Крошечная каморка. Без воздуха. Без света. Жесткая кровать с одним одеялом и потрескавшаяся деревянная миска на столе. Сетис огляделся.

— Так, — сказал он. — Немедленно подметите полы, принесите два ковра, кресло, свежие полотняные простыни, писчие принадлежности, как можно больше ламп. Серебряную чашу, несколько бокалов, две полки для вещей. И пусть у меня убирают каждое утро. Приносите пищу и воду. И чем, черт возьми, здесь пахнет?

— Пачули.

— Это еще что такое?

— Ароматизированное масло. Девушки-рабыни каждый день втирают его в спину принцу Джамилю.

Сетис тихо спросил:

— Его камера рядом с моей?

— Камера! — Сотник хотел было сплюнуть, но удержался. — Скорее, палаты. Драгоценный племянник Императора — самая главная козырная карта в руках Аргелина. Он и его проклятые слоны. Тебе известно, что этих животных считают священными? Если бы Джамиля не держали в заложниках, Император давным-давно сровнял бы Порт с землей.

Сетис кивнул. Не выдержав, рухнул на кровать.

— Пусть из дома принесут все мои вещи, — распорядился он. — Немедленно.

Сотник вышел.

— Еще один писец-выскочка на нашу голову, — проворчал он и на этот раз все-таки сплюнул.

Только теперь Сетис в изнеможении выронил вещевой мешок на пол, закрыл глаза и поплыл по волнам темноты.

Он добился своего.

Проник к Аргелину.

Орфет утверждал, что у него ничего не получится, Шакал высказывал сомнения в том, хватит ли у него духу. Хватило.

Он очутился там, где и хотел быть.

В самом сердце событий.

Он открыл глаза и увидел, что по стене ползет жук. Потом жук нырнул в крохотную трещинку. Перед глазами опять возникли ворота, девушка в черной накидке. Она смотрела на него — изумленно, радостно и одновременно испуганно.

Потом она выскользнула за ворота и ушла не оглядываясь.

— Ох, Мирани, — прошептал он в тишину. — Что же я наделал?

Вторые Врата Дорога Пепла

На дороге, ведущей в Сады Царицы Дождя, стоят Девять Врат. Так говорят сами себе люди. Каждые врата — это преграда и испытание, опасность и восторг.

По этой дороге могут ходить только мертвые и Бог, она течет и струится, как русло ручья.

Каждый год, в День Скарабея, мою статую и статую Царицы проносят через ворота, по улицам. Вокруг меня людская толпа кишит, как насекомые, плывет, как стая рыб, протягивая ко мне руки.

Я не могу говорить с ними, потому что губы у меня мраморные, но я улыбаюсь им, потому что они такие маленькие и слабые, так многого от меня хотят.

Я что-то чувствую — наверное, страх.

Но разве богам ведом страх?

Она видит солнце под землей

Как ты мог позволить ему это? — накинулась Мирани на Шакала. Радость в ее душе перемешивалась с разочарованием.

— Он сам это придумал, о пресветлая.

— Вечно он выдумывает всякую чушь! — Она в изнеможении села на один из тронов Креона, украшенный, как птица, распростертыми крыльями.

— А что ты подумала, когда увидела его? — с хитрой усмешкой спросил Шакал. — Чем он, по-твоему, занимался?

— Откуда мне знать!

И все-таки она знала. Она гнала от себя эти мысли, но грабитель могил смотрел на нее звериными глазами и улыбался.

— Ты решила, что, наверное, он нас предал. Сдается мне, что за всеми героическими подвигами нашей юной подруги кроется это невысказанное сомнение.