Скалаки - [6]

— Все в порядке, ваша светлость, но, кроме того, я убедился, что старик нам наврал. Они пели не только вдвоем с мальчишкой. Ваша светлость, вы не изволили ошибиться, с ними пела женщина.

— Что? — оживившись, спросил Пикколомини, выпрямляясь на стуле.

— У этой старой шельмы — красавица дочь, я ее видел мельком, но, кажется, она очень хороша. Он прячет ее.

— Ну-ка, расскажи!

— Вхожу я в хлев и слышу, что-то скрипнуло за спиной, я оглянулся и, несмотря на слабый свет лучины, увидел приоткрытую дверь, которая ведет в какую-то каморку рядом с комнатой. В дверях показалась и сразу же исчезла красивая девушка.

— В самом деле красивая?

— Мне показалось, что очень.

Сонливость князя мгновенно исчезла, его холодные глаза загорелись. Мысль о легкой интрижке прельстила его. Он не сомневался в том, что девушка могла быть красивой, ему случалось встречать сельских красавиц.

— Говоришь, в каморке рядом? — быстро переспросил он и поднялся.

— Позвольте напомнить, что с ними надо вести себя осторожно, им нельзя доверять. Не угодно ли вам взять лучину и посмотреть на своего коня — дверь тут рядом, а я задержу старика.

Взяв лучину, князь Пикколомини вышел. Крестьянин, все время с недоверием поглядывавший на приезжих, удивленно посмотрел ему вслед.

— Живо, живо стели постель, чтобы милостивый господин, вернувшись из хлева, сразу же мог лечь отдыхать. Но куда это годится, разве можно здесь уснуть! — и он заставил старика перестелить все заново. — Так, выше под голову. Эй, паренек, подожди, — крикнул он Иржику, который было направился к двери. Смышленый мальчуган заметил, как ему подмигнул дед — «следуй, мол, за незнакомцем» — но, услыхав окрик камердинера, он остановился.

— Подай мне воды, — приказал камердинер.

Иржик удивленно посмотрел на него своими темными глазами и, подав ему воды, отошел.

— Куда бежишь, мальчишка? Помоги-ка лучше. Возьми вон там шпагу и положи ее на полку.

Скалак часто поглядывал на дверь и поворачивал голову, как бы прислушиваясь, но тут снова раздался грубый голос камердинера.

— Сюда шпагу, сюда! А это что? — воскликнул он и, сняв с полки какую-то вещь, напоминавшую доску, положил ее на стол.

На доске были натянуты струны.

— О! Это цимбалы! — Он ударил по струнам, и они громко зазвучали. — Ого, жалуются, сетуют, и получается музыка! Поди-ка сюда, мальчик, сыграй!

— Я не умею! — Иржик вопросительно посмотрел на подошедшего деда.

— Ну, тогда сыграй ты, старик!

— Милостивый пан, я тоже не умею. — Старик повернул голову и прислушался, но камердинер снова ударил по струнам, раздались нестройные, режущие ухо звуки.

— Врешь, зачем тогда у вас этот инструмент? Играй!

— Мой сын немного играет.

— А он научился у тебя. А ну-ка, сыграй, я хочу повеселиться в вашем гнезде. Сыграй и спой, ведь я слышал, как ты поешь. У тебя такой тоненький голосок, как у девушки. — И камердинер захохотал во все горло, довольный своей шуткой.

Лицо крестьянина передернулось.

Камердинер еще сильнее ударил по струнам. Но даже и эти звуки не заглушили крика, раздавшегося из каморки:

— Милостивый пан, отпустите! Крестьянин бросился к двери.

— Но-но, подожди, коли не хочешь сыграть, так расскажи-ка мне хоть что-нибудь об этой певунье. — И он загородил ему путь.

— Пустите меня! — решительно потребовал старик и выпрямился. В его глазах под густыми бровями вспыхнул огонь. — Назад, — крикнул он решительно.

— Назад, холоп! — заорал камердинер. Оглянувшись на дверь, он заметил, что мальчик исчез. Снаружи глухо прозвучал чей-то крик.

— Пустите, — вновь крикнул крестьянин и кинулся было к двери, но камердинер набросился на него.

— Злодеи! Хотите украсть у меня дитя! О если бы… Мужчины схватились врукопашную. Камердинер оттеснил Скалака от двери, но через минуту старик снова оказался возле нее. В схватке они сдвинули стол, опрокинули стулья. Снаружи опять раздался крик, а в комнате слышалось только короткое прерывистое дыхание борющихся и ругань камердинера. Со стола со звоном упали цимбалы, и дребезжание струн слилось с призывами о помощи.

Глава пятая ПОСЛЕДНИЙ ПИККОЛОМИНИ

Иржик выбежал из комнаты. Он догадался, что все дело в Марии, которая должна была укрыться в каморке, как только всадники остановились перед домом. Мальчик чувствовал: они не принесут с собой радости. Как могли обидеть эти люди его молодую тетку, он не знал, но ясно: они хотят ее обидеть, иначе бы она не пряталась. И за это он их возненавидел. А как придирался один из них к деду, как он отнял корм у Рыжухи! И теперь, услыхав крик Марии, доносившийся из каморки, и видя деда, борющегося с камердинером, мальчик как ласочка проскользнул мимо них и бросился прямо в хлев, но там было темно, видимо, молодой пан и не заходил смотреть лошадей. Тогда Иржик вернулся в сени и схватился за ручку двери, ведущей в каморку. Дверь не подалась, кто-то держал ее изнутри. Иржик стал стучать, никто не отозвался. Прислушавшись, он уловил глухой говор, но не различил в нем знакомого голоса. Мальчика охватил страх. Он позвал тетю по имени, но в ответ услышал только вопль. Мария была в опасности. Иржик снова изо всех сил навалился на дверь, которая обычно бывала заложена только на щеколду и легко поддавалась даже детским рукам. Теперь она была, как железная. Иржик кинулся за дедом. Открыв дверь в комнату, он остановился пораженный. Колеблющееся пламя лучины освещало то одну, то другую часть комнаты, как бы отворачиваясь от неравного боя: старик боролся с молодым и сильным противником. Обычная решительность покинула Иржика. Он видел, что дед теряет последние силы, падает, пытаясь снова подняться. Вдруг дед покачнулся, и стало ясно: он совсем сдает. Увидев это, мальчик сразу очнулся, и из его горла вырвался вопль: «Дедушка!»