Скалаки - [31]

Лидушка вышла. Отойдя немного, она оглянулась на лачугу, едва видневшуюся в ложбине за деревьями и густым кустарником, и стала пробираться по узкому берегу ручья. Чистый воздух был напоен ароматом леса. Лидушка набросила на плечи белый платок. Утром в лесу стояла прохлада. Проворно, как лань, пробиралась она по узкому берегу ручья, ловко цепляясь за прибрежные стволы, перепрыгивая с камня на камень. Берега зеленели папоротником и щавелем. Утренний ветер шумел в верхушках деревьев, спускавшихся к ручью, вокруг раздавались птичьи голоса. Местами берег был непроходим — густой кустарник подступал к самой воде, и Лидушке приходилось обходить эти места, взбираясь на откос, а потом вновь спускаться к ручью. Она почти не обращала внимания на темный, печальный лес и душой все еще была в избушке, рядом с ее обитателями. Там, в полном одиночестве, лежит старый больной Скалак, и никто за ним не ухаживает, его внук Иржик помогает чужим людям и не знает, что дедушка заболел. Но что это? Далеко в лесу слышатся глухие, тяжелые удары — там, видно, трудится Микулаш, он рубит деревья или выжигает уголь.

Кто же повинен во всем этом?

Впервые в жизни сердце девушки наполнилось чувством горечи. Разве мир создан только для одних господ, а все остальные сотворены лишь для того, чтобы терпеть от них мучения и издевательства? Почему они пользуются такими правами и привилегиями? Лидушка и раньше слышала жалобы крестьян и рассказы о страданиях крепостных. Она знала о судьбе Скалаков, но картина оказалась еще более мрачной, когда она собственными глазами увидела их бедственное положение. Да и на себе Лидушка уже испытала, каковы господа.

Ущелье постепенно расширялось, открывая голубой небосвод с белыми облаками. Лидушка очутилась на опушке леса. Перед ней раскинулась долина. Тут и там между деревьев виднелись домики, а далеко на горизонте в прозрачном воздухе синели чешско-кладские горы. Повернув влево, она пошла по лесной опушке до крутого подъема. Туров был уже недалеко. Под этой горой в бедной хатке жила старуха, которая, как и старая Бартонева, была знахаркой.

В это время на вершине Турова в тени могучих старых буков отдыхал Иржик. Возле него лежали цимбалы. Свернутая куртка служила ему подушкой. Шапка свалилась с его головы, и ветерок, играя черными кудрями, овевал отважное лицо Иржика. Он спал.

Утром, после ночной бури, вдова с Мартиновской усадьбы напрасно разыскивала паренька, который так помог ей в трудную минуту. Он исчез задолго до рассвета, взяв незаметно свои цимбалы. Иржик направился к Рокетнику.

Почему он пошел к Турову?

Он надеялся встретиться с той, о которой думал вчера в Мартиновской усадьбе. Он все беспокоился, не случилось ли с ней чего-либо в бурю.

Воспитанный иначе, чем другие деревенские дети, Иржик не знал радостей детства, как они, и уже в раннем возрасте испытал все тяготы жизни. Роковая ночь в усадьбе «На скале» оставила неизгладимый след в его душе. Больше всего любил он свою семью и уже ребенком видел ее муки и унижения. С тех пор всей душой возненавидел Иржик виновника всех этих несчастий. В нем текла горячая отцовская кровь. Живя в полном одиночестве, семья терпела крайнюю нужду. Молодая тетя Мария, заменявшая ему мать, скончалась. Ее смерть была на совести господ. Мальчик видел угасающего деда, угрюмого, измученного отца. Он рос, как одинокое дерево, и мог бы вырасти ожесточенным и одичалым, если бы не добрый и кроткий дедушка, который, следуя заветам своей веры, учил его находить в себе силы безропотно сносить все невзгоды и прощать людей. Иржик глубоко чувствовал несчастье своей семьи, он познал и страдания, выпавшие на долю крепостных, но чувства эти наводили его на странные мысли, сходные с мыслями его отца. Дед уповал на божью волю, а Микулаш отступал от заповеди, жаждал отомстить за себя и за своих близких.

Иржик в своих помыслах соглашался с отцом, чему немало способствовали условия его жизни: у него не было ни приятелей, ни друга, даже скромные радости детворы деревенских бедняков ему были не известны. Он вырос в лесной глуши, помогал отцу, ходил батрачить по деревням; но нигде не нанимался на постоянную работу. Как мог, трудился, помогал семье. Он унаследовал от Скалаков быстроту в решениях, дух его закалился в страданиях и нужде.

Поднявшись на Туров, Иржик долго смотрел на долину и дорогу, пока его не одолел сон, — он мало спал в предыдущую ночь. В лесу на горе было тихо, ясные лучи падали на стволы, на землю, свет и тени перемежались. Но, несмотря на тишину, лес был полон жизни.

— Иржик! Скалак! — раздался над спящим чей-то голос. Его разбудило второе имя. Он вскочил и огляделся. Рядом стояла раскрасневшаяся Лидушка; светлые волосы, как золотое сияние, трепетали вокруг ее гладкого лба, белый спадавший с плеч платок был завязан узелком на груди.

— Лидушка! — воскликнул удивленно Иржик и, глядя испытующе в ее лицо, спросил уже более спокойным голосом — Ты знаешь мое имя? Откуда тебе известно, что я Скалак?

— Я знаю, что твой отец и дедушка живут в Матерницкои пуще.

— Да… ты, видно, заблудилась вчера?

— Я ночевала у вас.