Скачущий на льве - [2]

Септимий. А вот поставили! Сумку покажи.

Акива. Смотри!

Показывает сумку.

Септимий. Что там у тебя?

Акива. Свитки, лепешка и козий мех с водой.

Септимий. Ножа нет?

Акива. Зачем он мне? Хлеб я могу ломать руками.

Септимий. Можешь встать.

Делает жест своим. Солдаты подходят.

Ты не Мессия?

Акива. Я? Упаси Бог! Я обычный человек. А ты что, ждешь Мессию?

Септимий. Они сами к нам идут. Сегодня уже пятеро таких было. Слушай, Акива, раз ты учитель, объясни мне кто такой этот Мессия? Это беглый еврейский царь?

Акива. Нет. Это посланник Божий. Он придет в человеческом облике, чтобы исполнить волю Господа.

Септимий. А когда?

Акива. Это знает только Бог.

Септимий. И что потом будет?

Акива. Этого тоже никто не знает.

Септимий. Так он уже пришел или еще нет?

Акива. Нет, его еще нет. А вот что за интересная сумка у твоего молодца? Явно с чужого плеча. Ливанская кожа, сидонская выделка, правда, старая, вся потерлась. Никогда не видел таких сумок у легионеров. Ты хоть знаешь, что там внутри?

Марий. Ничего. Мы только что смотрели.

Акива. Плохо же вы смотрели, раз ничего не увидели.

Луций. Я говорил тебе!

Марий. Да ты же сам видел, что она пустая. А что там должно быть?

Акива. Шхина, присутствие Божье, блеск славы Его.

Солдаты переглядываются. Марий вытряхивает сумку, и они опять все тщательно осматривают.

Вот она!

Заслоняет глаза рукой, молитвенно воздевает руки.

Септимий. Провалиться мне сквозь землю, если я что-нибудь вижу.

Акива. И вы не видите?

Солдаты качают головами.

Значит, она вам не нужна. Продай мне эту сумку.

Марий. Сколько ты дашь?

Акива. Десять сестерциев.

Луций. Это мало.

Акива. В самый раз за старую пустую сумку.

Марий. Если еврей торгуется, надо просить больше.

Акива. Ну, пятнадцать. Больше у меня все равно нет.

Луций. Да отдавай! Тебе она ни к чему, а больше за эту рухлядь никто не даст.

Марий. Ладно, давай деньги.

Берет деньги, прячет их, потом дает сумку.

Акива. Вот это удача! Теперь со мной Шхина, присутствие Божье. Захочу, сумка наполнится серебром и золотом, сапфирами и рубинами.

Марий. Палица Геркулеса! Выходит, еврей нас надул!

Акива. Конечно! А ты как думал? Ты хотел обхитрить еврея в торговле?

Марий. Слышь, старик, отдай назад!

Акива. Нет, ты мне ее продал, теперь она моя.

Марий. Я верну тебе деньги! Давай сумку!

Акива. Нет, парень, что сделано, того не воротишь.

Солдаты ссорятся между собой.

Луций. Старик, отдай по-хорошему!

Септимий. Не трогайте его! Ты продал сумку добровольно, теперь нечего жалеть. (Акиве). А ты, Акива, в самом деле, можешь наполнить сумку деньгами?

Акива. Кто во что верит, тот это и получает. Там, где один ничего не замечает, другой видит сокровище.

Септимий. Да, ты непростой человек.

Акива. А простых вообще нет. А вам, легионеры, скажу так. Один из вас закроет глаза двум другим, и этот третий переживет еще многих. Счастливо оставаться!

Марий. Слышь, еврей, подожди! Давай я сумку еще раз посмотрю.

Септимий. Стой, где стоишь! Иди себе, Акива, смотри на свои сокровища.

Сцена встречи Аристобула и Элиши-Теодора

Аристобул. (Он идет, покачиваясь, прихлебывая из меха с вином.) Клянусь бедрами Афродиты, я заблудился… Где этот проклятый постоялый двор? Кривой кабатчик так махал руками, что я не понял — направо или налево? Эй, горожане, эй, поселяне! Есть здесь кто-нибудь? Никого… Где же мне искать ночлег? (глоток из меха). Пусть меня обезобразят фурии, если я двинусь дальше! Я буду ночевать здесь! Разве я не киник? Разве я не вольный философ, странствующий под небом? Мне везде готов ночлег… У меня есть ноги, чтобы ходить, есть задница, чтобы сесть, и клянусь трезубцем Посейдона, я тут же сяду! Вот…

Садится.

Я улягусь прямо тут на дороге, и горе всякому, кто осмелится нарушить покой философа.

Ложится.

Появляется человек с фонарем в руках. Это Элиша. Несмотря на фонарь, он не замечает Аристобула, и натыкается на него. Ругательства, проклятия, неразбериха. Элиша опомнился первым.

Элиша. Милосердный Господь! Это ты, Аристобул? Вот так встреча!

Аристобул. Мой друг Теодор! Вот неожиданность! Что же ты идешь с фонарем, и ничего не видишь? Или ты, как философ Фалес, смотришь только на звезды, а под ноги не смотришь?

Элиша. Аристобул, как я рад тебя видеть! Мне сообщили, что ты приехал в наши края, я уже неделю безуспешно ищу тебя. И вдруг — натыкаюсь на твое распростертое тело. Я, признаться, поначалу подумал, что это дохлый баран или осел.

Аристобул. Ты недалек от истины, Теодор. Только осел мог поверить рассказам еврейских купцов в Александрии и приехать в эти гиблые места. Они говорили: «Земля здесь течет молоком и медом, здесь рай земной! Вода здесь как вино, а вино — как амброзия, которую вкушают боги на Олимпе. Земля благословенная, земля обетованная!..»

Элиша. Эта земля не хуже и не лучше любой иной. Но жители ее склонны к фантазиям и любят выдумывать всякие небылицы. Что же, действительность далека от рассказов?

Аристобул. Теодор, друг мой, у самого красноречивого рапсода не найдется слов, чтобы описать мое разочарование и досаду! Ты знаешь, я много путешествовал, и это, безусловно, самое мерзкое место из тех, где мне приходилось бывать. Если Афины — это сердце мира, Александрия — голова мира, а Рим — его чрево, то эти места, не обижайся, это — настоящая жопа мира.