Сияющие высоты - [28]

На лице Шэйна промелькнуло чувство, которого Райлин не смогла разгадать. Его глаза оказались светлее, чем ей показалось сначала: глубокого серо-зеленого оттенка, контрастирующего с гладкой смуглой кожей.

– Понимаю. Тебе, наверное, тяжело. – Шэйн улыбнулся. – Не буду врать: я рад, что у меня теперь ученица, непохожая на остальных. Это вдохновляет. Своего рода ностальгия.

Райлин смутилась, но ей это польстило.

– Что вы имеете в виду?

– Я с того же района. Учился в «P. S. 1073».

– Наши конкуренты! – от неожиданности Райлин рассмеялась.

Впервые за неделю она не чувствовала на себе оценивающего взгляда.

– И что думаешь о Беркли? – спросил учитель, словно уловив ее мысли.

– Пока… привыкаю, – призналась Райлин.

– Здесь много и хорошего, и не очень, – кивнул Шэйн, – все как в жизни. Уверен, со временем ты поймешь, что хорошего больше.

Райлин думала иначе, но не хотела возражать. Учитель потянулся к шкафчику.

– Ты раньше пользовалась видеокамерой? – спросил Шэйн, доставая светящуюся серебристую сферу размером с грейпфрут.

– Нет. – Райлин видела этот прибор впервые.

Шэйн распрямил ладонь, подталкивая сферу вперед. Та зависла в нескольких сантиметрах над его рукой. Указательным пальцем он начертил в воздухе круг, и видеокамера закрутилась, вторя его движениям.

– Это панорамная видеокамера, оснащенная мощными пространственными процессорами и микрокомпьютером. Другими словами, она записывает со всех сторон, вне зависимости от того, куда повернется зритель.

– То есть для эффекта погружения нужно просто включить камеру и начать запись голограммы? Похоже, не сложно.

– Так только кажется. В этом-то и искусство – как найти подходящий вид, убедиться, что он идеален со всех ракурсов, а перед съемкой уйти из кадра. Хотя можно вырезать себя при монтаже.

– Правда?

– Конечно. Освоишься и сможешь собирать разные кадры в единую картину. Так я добился полуночного солнца в «Метрополисе», которым в конце фильма любуется Глория. – Шэйн вздохнул. – Собрал его из трех тысяч снимков, черт побери, пиксель за пикселем. Два месяца потратил.

– Ясно, – выдохнула Райлин, понятия не имея, о какой сцене он говорит. – И что нужно снять для домашнего задания?

– Что-нибудь интересное. – Шэйн поймал камеру и протянул Райлин на ладони. – Удиви меня.

«Может, и удивлю», – с радостным предвкушением подумала она.

Каллиопа

– Значит, вот он какой, тысячный этаж.

– Да уж, – удивленно проговорила Элайза. – Бриллиантов что-то маловато.

Из частного лифта с настоящим швейцаром Каллиопу с матерью сопроводили в гостиную. Наверное, швейцара нанимают для вечеринок, вряд ли он работает круглосуточно. Каллиопа насмешливо покачала головой:

– Мам, это коктейльная вечеринка, а не гала-прием. Для бриллиантов не слишком подходящий случай.

– Тут не угадаешь, – ответила Элайза и порылась в сумочке, чтобы сменить браслет с огромными бриллиантами на золотой, поскромнее.

Мама всегда имела при себе несколько видов украшений: как-то раз в Париже они заявились на вечеринку в неподобающе роскошном виде.

Но Каллиопу удивил не недостаток карат. Просто она ожидала, что пентхаус Башни будет… иным.

Если не смотреть на праздничные венки и развешенные по комнате гирлянды, огромные пуансеттии и гигантскую елку, занявшую целый угол гостиной, тысячный этаж показался Каллиопе ничем не лучше других богатых апартаментов, где ей довелось побывать. Старомодная антикварная мебель, хрустальные светильники, обои пастельных тонов, как и везде, а по коврам ступали все те же туфли от кутюр. Да еще зеркала повсюду. Как и все девушки, Каллиопа обожала свое отражение, но на такой высоте ей бы хотелось взглянуть на внешний мир – на свет, на звезды.

Какая жалость, что самый потрясающий в мире вид спрятали за зеркальными стенами и парчовыми шторами!

– Я на разведку, – оживленно проговорила Элайза, окидывая взглядом толпу гостей. – Пожелай мне удачи.

– Вряд ли она тебе потребуется, но все равно удачи.

Энергичной, чуть ли не хищной походкой мама двинулась через зал. Щурясь и оценивая потенциальных жертв, она время от времени завязывала короткие разговоры, потом бросала неудачную кандидатуру и шла дальше. Элайза искала идеальную цель: человека богатого, достойного всех усилий, но настолько, чтобы к нему можно было подступиться. И конечно, достаточно глупого, способного поверить в ее байки.

Каллиопа обожала наблюдать за мамой в процессе работы. Движения Элайзы были выверены – и смех, и жесты, когда она, например, поправляла свои русые, чуть растрепанные волосы, – и притягивали к ней взоры, словно магнит.

Пока мама увлеченно болтала с компанией гостей, Каллиопа отошла в сторону. По опыту она знала, что на вечеринке стоит немного отгородиться, – лучший способ разобраться во всех хитросплетениях и подводных течениях, симпатиях, альянсах и скандалах. Вдруг кто-нибудь подойдет, если станешь чуть более доступной.

Каллиопа выловила взглядом идущую сквозь толпу Эйвери Фуллер. Ее словно освещал прожектор, выделяя безупречные черты лица, подчеркивая скулы и кожу цвета слоновой кости, наполняя глаза синевой. Каллиопа возненавидела бы Эйвери за ее непостижимую красоту, не будь так уверена в собственном обаянии – иного рода, но не менее эффектном.