Сияние снегов - [55]

только и было нынче ей

дела что до Гомера.

Он и на то не сердится,

зная свой меч и заступ,

может, всего лишь семьдесят,

может, уже и за сто.

Помнит ли кто, как с детства он

был в состязаниях первый,

как он дышал и действовал,

а не слагал напевы?

Лишь потерявши зрение,

взявшись больным за лиру,

смел он стихами зрелыми

век свой поведать миру.

Трогая лиру старую

пальцами рук усталых,

пели до сна уста его

для молодых и старых.

Рады или не рады,

гостя впустив под вечер,

спать его виноградари

клали в сарай овечий.

Там этот старый сказочник

тешился миской супа.

Свет его мыслей гаснущих

бился темно и скупо.

Рано вставал – и заново,

бос и от пота солон,

шел до конца до самого

к новым краям и селам.

Щеки, что были смуглыми,

стали от бурь рябыми.

Слушали слуги с мулами,

воины и рабыни.

Были слова не шелковы

для городского слуха,

не соловьями щелкали,

а рокотали глухо.

В них – не обиды личные,

не золотая шалость, –

целой земли величие

ширилось и вмещалось.

…Ну так обиды побоку!

Духом воспрял художник.

Враз набежало облако

и запузырил дождик.

Начало 1960‑х

Приготовление борща

Моя подруга варит борщ.

Неповторимая страница!

Тут лоб как следует наморщь,

чтоб за столом не осрамиться.

Ее глазенушки светлы.

Кастрюля взвалена на пламя,

и мясо плещется в компаньи

моркови, перца и свеклы.

На вкус обшарив закрома,

лохматая, как черт из чащи,

постой, пожди, позаклинай,

чтоб получилось подходяще.

Ты только крышку отвали,

и грянет в нос багряный бархат,

куда картошку как бабахнут

ладони ловкие твои.

Ох, до чего ж ты хороша,

в заботе милой раскрасневшись

(дабы в добро не вкралась нечисть),

душой над снедью вороша.

Я помогаю чем могу,

да только я умею мало:

толку заправочное сало,

капусту с ляды волоку.

Тебе ж и усталь нипочем,

добро и жар – твоя стихия.

О, если б так дышал в стихи я,

как ты колдуешь над борщом!

Но труд мой кривду ль победит,

беду ль от родины отгонит,

насытит ли духовный голод,

пробудит к будням аппетит?..

А сало, желтое от лет,

с цибулей розовой растерто.

И ты глядишь на Божий свет

хотя устало, но и гордо.

Капуста валится, плеща,

и зелень сыплется до кучи,

и реет пряно и могуче

благоухание борща.

Теперь с огня его снимай

и дай бальзаму настояться.

И зацветет волшебный май

в седой пустыне постоянства.

Владыка, баловень, кощей,

герой, закованный в медали,

и гений – сроду не едали

таких породистых борщей.

Лишь добрый будет угощен,

лишь друг оценит это блюдо,

а если есть меж нас иуда, –

пусть он подавится борщом!..

Клубится пар духмяней рощ,

лоснится соль, звенит посуда…

Творится благостное чудо –

моя подруга варит борщ.

1964

Ода русской водке

Поля неведомых планет

души славянской не пленят,

но кто почел, что водка яд,

таким у нас пощады нет.

На самом деле ж водка – дар

для всех трудящихся людей,

и был веселый чародей,

кто это дело отгадал.

Когда б не нес ее ко рту,

то я б давно зачах и слег.

О, где мне взять достойный слог,

дабы воспеть сию бурду?

Хрустален, терпок и терпим

ее процеженный настой.

У синя моря Лев Толстой

ее по молодости пил.

Под Емельяном конь икал,

шарахаясь от вольных толп.

Кто в русской водке знает толк,

тот не пригубит коньяка.

Сие народное питье

развязывает языки,

и наши думы высоки,

когда мы тяпаем ее.

Нас бражный дух не укачал,

нам эта влага по зубам,

предоставляя финь-шампань

начальникам и стукачам.

Им не узнать вовек того

невосполнимого тепла,

когда над скудостью стола

воспрянет светлое питво.

Любое горе отлегло,

обидам русским грош цена,

когда заплещется она

сквозь запотевшее стекло.

А кто с вралями заодно,

смотри, чтоб в глотку не влили:

при ней отпетые врали

проговорятся все равно.

Вот тем она и хороша,

что с ней не всяк дружить горазд.

Сам Разин дул ее не раз,

полки боярские круша.

С Есениным в иные дни

история была такая ж –

и, коль на нас ты намекаешь,

мы тоже Разину сродни.

И тот бессовестный кащей,

кто на нее повысил цену,

но баять нам на эту тему

не подобает вообще.

Мы все когда-нибудь подохнем,

быть может, трезвость и мудра, –

а Бог наш – Пушкин пил с утра

и пить советовал потомкам.

1963

Сонеты к картинкам [4]

1. Паруса

Есть в старых парусах душа живая.

Я с детства верил вольным парусам.

Их океан окатывал, вздувая,

и звонкий ветер ими потрясал.

Я сны ребячьи видеть перестал

и, постепенно сердцем остывая,

стал в ту же масть, что двор и мостовая, –

сказать по-русски – крышка парусам.

Иду домой, а дома нынче – стирка.

Душа моя состарилась и стихла.

Тропа моя полынью поросла.

Мои шаги усталы и неловки,

и на простой хозяйственной веревке

тряпьем намокшим сохнут паруса.

2. Вечером с получки

Придет черед, и я пойду с сумой.

Настанет срок, и я дойду до ручки.

Но дважды в месяц летом и зимой

мне было счастье вечером с получки.

Я набирал по лавкам что получше,

я брился, как пижон, и, бог ты мой,

с каким я видом шествовал домой,

неся покупки вечером с получки.

С весной в душе, с весельем на губах

идешь-бредешь, а на пути – кабак.

Зайдешь – и все продуешь до полушки.

Давно темно, выходишь, пьяный в дым,

и по пустому городу один –

под фонарями, вечером, с получки.

3. На сумеречной лестнице

В вечерний час на сумеречной лестнице

стою, плечом о стенку опершись.

Где был – там нет. По лестнице не лезется.

В кармане руки. Злобен и ершист.

Ну что, приятель? – думаю. – Держись.

Все трын-трава, пусть сердце перебесится.