— Надеюсь, сильного снегопада не будет. Я хотел поехать с Марком за елкой сегодня или завтра, когда он вернется из школы. Или ты имеешь что-нибудь против елок?
— Я же не скряга, Слэйд. — Эмили отступила на шаг. — Просто из-за скудных средств мне пришлось научиться выкручиваться. — Она показала на другой конец стоянки, где была устроена выставка елок, подсвеченных гирляндами, и небольших механических игрушек. — Хочешь пройтись и взглянуть, прежде чем пойдем обедать?
— Замерзнешь, — пробормотал Слэйд и захлопнул багажник.
— Не замерзну. Я могу застегнуть пальто, раз оно снова стало мне впору, — улыбнулась она.
Он не ответил на ее улыбку.
Хотя шел снег, было безветренно, и Эмили радовалась возможности размять ноги, оказаться на людях, побыть рядом со Слэйдом. На выставке они долго смотрели на маленький поезд, круживший вокруг елки, на фигурки животных и детей.
— Расскажи, как ты встречал Рождество, когда был маленьким, — попросила Эмили.
Он так долго не произносил ни слова, что она уже не надеялась что-либо услышать.
— Рождество всегда приносило одни разочарования, — начал, наконец Слэйд. — Мы жили в приюте, но ходили в школу вместе с обычными детьми, и перед Рождеством нам приходилось несладко. Дети без умолку болтали о том, что получат в подарок, чего бы им хотелось, что на этот раз принесет Санта-Клаус. Но никто из приютских не верил в Санта-Клауса. Нам дарили по апельсину, леденцу на палочке и по одному подарку — обычно это была головоломка. Приюту приходилось экономить на всем, на чем только можно.
Эмили нежно пожала ему руку.
— Но ведь Рождество — это не только подарки, Слэйд. Не думай, будто я не хочу, чтобы у Марка были вещи, подаренные тобой. Мне хочется, чтобы он понял, что можно быть счастливым и без них.
— Ах, Эмили. — Слэйд покачал головой. — Ты, конечно, права, но я-то знаю, каково ребенку. Я приходил в школу после праздников, и дети, у которых были родители, рассказывали о гостивших у них родственниках и их подарках, о блестящих новеньких велосипедах, грузовиках и электрических поездах. Это был совсем другой мир, и мне казалось, что я чужой в нем, или не имею на то права, или попросту недостоин.
Приблизившись, Эмили заглянула ему прямо в глаза.
— Ты достоин счастья, Слэйд, и семьи, и людей, которые будут любить тебя. — Она вдруг почувствовала, как он дорог ей.
Глаза у него из свинцовых сделались небесно-голубыми, и Эмили поняла, что пора торопиться на ланч, иначе он начнет целоваться, а она позабудет, что надо держать сердце на запоре. Она обхватила себя руками.
— Ты прав, здесь и в самом деле холодно. Нам, пожалуй, лучше пойти пообедать.
Он улыбнулся.
— В меню есть все, что душа пожелает.
Она взглянула на вывеску ресторана и поняла, что того, чего желает ее душа, в меню не найдется.
Слэйду ничего больше не надо было, кроме сияющих глаз Марка, когда они тряслись по изрытой колеями заснеженной дороге к месту, где росли ели.
День был погожий и солнечный, без снегопада и облаков, но до заката оставалось не больше часа, поэтому надо было поторапливаться. Слэйд остановил машину недалеко от ограждения из колючей проволоки, и они с Марком выскочили из грузовика.
Пробираясь по снегу, мальчик спросил:
— Ты останешься после Рождества?
— А что?
У Марка явно было что-то на уме.
— В школе устраивают соревнования после Нового года. Дети с отцами будут лепить большого снеговика. Победители получат приз. А в спортзале будут игры. Я вот думал… не пойдешь ли ты со мной?
— Конечно, — отозвался Слэйд. — Давненько я не лепил снеговиков, но думаю, ты поможешь мне вернуть форму, если погода не подведет.
Марк радостно улыбнулся. Он смотрел на Слэйда с обожанием.
Тот не привык, чтобы на него так смотрели, и ему стало неловко. Он взял Марка за плечо.
— Сейчас нам надо выбрать елку.
Они добрались до забора, и Слэйд подсадил Марка. Тот легко перескочил через ограду. Подхватив под мышку пилу, Слэйд перелез сам. Снега намело много, и пришлось брести к елям дольше, чем он рассчитывал. Марку хотелось елку повыше и покрасивее, так что, когда они выбрали ту, что надо, солнце уже клонилось к горизонту.
— Надо поспешить или придется дожидаться, когда взойдет луна, чтобы выбраться отсюда, — пошутил Слэйд.
— Здорово, что ты останешься на Рождество. — Марк глядел на него снизу вверх, щеки у него разгорелись от мороза, в больших карих глазах светилось обожание.
Слэйд почувствовал комок в горле — этот маленький мальчик становился ему удивительно дорог.
— И я рад побыть здесь. Ну, а теперь давай работать.
Уже стемнело, когда они спилили ель и Слэйд потащил ее к забору.
— Иди сюда, напарник, я подсажу тебя.
Марк протянул руки, и Слэйд перенес его через изгородь.
— Иди в машину, погрейся.
Пока Марк спешил к машине, Слэйд перебросил пилу через забор, потом поднял ель в восемь футов высотой и забрался на изгородь. Но в темноте не рассчитал и под весом елки спрыгнул раньше, чем надо, задев бедром колючую проволоку. Он услышал звук рвущихся джинсов и почувствовал боль. Посылая проклятия и виня себя, он донес дерево до грузовика, сунул пилу на место и забрался в кабину.
— Все в порядке? — обратился он к Марку, решив, что просто поцарапал ногу.
