Сиверсия - [68]

Лавриков поежился от холодного озноба, застегнул комбинезон.

– Ну-ка, худой, начисли мне кофейку граммов сто пятьдесят.

Лисицын послушно подал ему кофе. Лавриков сел, отхлебнул ароматной жидкости и обвел всех усталым, сонным взглядом.

– Спал бы ты, позвонок, – сказал ему Орлов. – Мы и без тебя собачку вытащим.

– Это вряд ли! – усмехнулся тот.

Сделав еще глоток, Лавриков отставил чашку и резко поднялся. Он подхватил куртку и направился к машине.

Морозный спрессованный воздух штурмом ворвался в легкие. Лавриков остановился, пошатнулся. Скворцов подхватил его под руку.

– Женька, иди ляг. Без тебя управимся!

– Нормально все. Сейчас пройдет.

– Сколько из тебя крови-то высосали?

– Не знаю. Не спросил.

Лавриков с видимым усилием забрался в кабину. Бравый маневр заставил его вспотеть. Он с удовольствием откинулся на мягкую спинку сиденья, небрежно махнул рукой.

– Погнали!

На перекрестке Охотничьего и Коломенского переулков, у открытого люка, мерзла девушка. Она нетерпеливо притопывала стройными ножками. Короткий полушубок ее вряд ли согревал. Увидев спасателей, она опустилась на колени у люка и что-то бойко стала говорить в темень колодца.

– Хорошенькая… – констатировал Сева Гордеев, аккуратно паркуясь у обочины.

– Мадам, что же вам не спится-то в столь ранний час? – осведомился Орлов.

Он присел на корточки рядом с девушкой, фонариком посветил внутрь колодца.

На дне блеснули два бирюзовых огонька. Орлов не сразу понял, что это собачьи глаза. Лишь присмотревшись, он разглядел щенка черного королевского пуделя. Щенок сидел на трубах, возвышавшихся сантиметров на двадцать над водой.

– Достаньте его, пожалуйста, – обратилась девушка к Орлову. – Вот, возьмите.

Она протянула ему две стодолларовые банкноты.

– Мадам, откуда в вас столько пошлости? – произнес Орлов, но деньги взял.

Скворцов подал Орлову аркан.

– Зачем это? – живо спросила хозяйка собаки, с подозрением разглядывая петлеобразную снасть.

– Сейчас на голову ему накинем и вытащим, – объяснил Орлов, спуская приспособление в канализационный колодец.

– Стойте! Вы искалечите его! – закричала хозяйка пуделя. – Просто спуститесь вниз и вытащите!

– Может, вы, мадам, поучите меня? – съязвил Орлов, не оставляя затеи.

Девушка вырвала из его рук аркан, отбросила, поднялась с колен, спросила:

– Кто у вас главный?

Спасатели переглянулись, едва сдерживая улыбки.

– Я задала вопрос! – сердито повторила «мадам».

– Ну, я главный, – донесся из кабины безразличный голос Лаврикова.

Все это время он безучастно дремал в кабине.

– Заставьте, наконец, работать ваших людей! – девушка направилась к нему. – Пусть спустятся и достанут несчастное животное, или я буду жаловаться на вас! – она повысила голос. – Я налоги на ваше содержание плачу и могу рассчитывать на помощь! А когда три бестолковых идиота полчаса толкутся возле люка и еще двое сидят в машине, не изволив поднять задницы, я чувствую себя просто… – она запнулась. – Женя?!

Лавриков повернулся. Она стояла рядом, высокая, бледная, с иконописным лицом и большими, настороженно распахнутыми глазами.

– Здравствуй, Тома.

– Здравствуй…

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Володя, Игорь, опустите в люк Олега Скворцова. Да и поедем.

– Опять я! Что ж за наказание такое! – простонал Скворцов.

– Ты у нас самый маленький. Терпи. Не Малышу же лезть… – приговаривал Орлов, пристегивая карабин страховочного троса к поясу Скворцова. – А то для спасения нашего Малыша придется вызывать еще бригаду спасателей.

Убедившись, что Скворцов спускается в люк, Лавриков сказал:

– Пара минут. Потерпи.

– Спасибо! – она потупилась, излишне тщательно поправила шарф. – Как ты?

– Нормально.

– Женат?

– Позвонки, что вы возитесь, как три беременных бегемота?! – крикнул он ребятам.

Тут же над чернотой колодца возникла голова Скворцова, потом он сам.

– Девушка, получите и распишитесь!

Скворцов отпустил на снег перепуганную суматохой псину.

Щенок мгновение повертелся возле спасателей, а потом засеменил к хозяйке.

– Ты мой хороший! – Тома подхватила его на руки. – Ты мой бесценный!

– Делов-то… – подытожил Лавриков.

По рации он доложил:

– Диспетчер, я – «Четвертая». Работу закончил.

Искаженный помехами голос диспетчера произнес:

– Следуйте домой.

– Значит, ты теперь в «Центроспасе» работаешь… – то ли спросила, то ли констатировала Тома, бережно прижимая псину к груди.

– Орлы, чего копаемся? – крикнул он укладывавшим снаряжение позвонкам.

– Злишься на меня?

– Жень, можно ехать! – крикнул Лисицын.

– За собачкой присматривайте, дамочка. И вообще, будьте осторожны… – Лавриков хлопнул дверью. – Давай, Сева, трогай. Трогай, родной!

Микроавтобус лениво покатил на базу. Через семнадцать минут их дежурство заканчивалось.

– Жень, а кто это была, с собачкой? – спросил Скворцов по дороге домой.

– Не знаю… – нехотя произнес тот.

– То есть?

– Раньше знал. Был просто уверен, что знаю. А сейчас… Разве что легкий неприятный привкус.

Микроавтобус увозил их в умытое первыми солнечными лучами утро. Заснеженная субботняя Москва едва просыпалась. Первые прохожие спешили за покупками к наступающим новогодним праздникам, до которых оставалось два воробьиных шажка.