Зеркало с оглушительным звоном рухнуло в темную бездну. Пара осколков больно врезалась в мозг. Китаец тяжело задышал, потом резко сел в постели, отгоняя от себя тревожный сон. Тьма окутала его. В этот миг дверь комнаты бесшумно распахнулась. На пороге выросла зловещая шевелящаяся тень. В руке у тени на секунду вспыхнул фонарь. Тонкий луч света скользнул по постели и на секунду ослепил. Китаец впечатался в простыню, перекатился с кровати на пол, одновременно увлекая за собой тело спящей рядом женщины. Раздались сухие щелчки. Потом стон. Захлебнувшись безголосым мраком, он мгновенно стих. Тень палила из пистолета с глушителем. Несколько пуль пролетело над головой Китайца, с мерзким шипением врезаясь в стену и в дерево кроватной спинки.
Китаец рванул висевший на стуле пиджак, под которым притаилась кобура. Выдернул «ПМ» и подполз к углу кровати. Его голова замерла у ножки. Грянули выстрелы. Нажимая на курок с неистовым отчаянием, Китаец изрешетил бы тень, если бы она уже не исчезла. Он быстро включил ночник, стоявший на прикроватной тумбочке.
– Света, – он встал на колени перед распростертым, истекающим кровью телом, – Света.
Китаец положил пистолет, чтобы освободить правую руку. Хотя не было нужды тормошить Светлану, чтобы убедиться, что она мертва. Умерла, не успев открыть глаз. Войдя под лопатку, пуля пробила сердце. Тем не менее Китаец приложил пальцы к Светиному запястью. Так и есть, мертва. Ковер был залит кровью. Китаец подбежал к окну, за которым непроглядным мраком висела холодная мартовская ночь. Четвертый этаж. Ничего не увидев, он через холл метнулся в гостиную, открыл балкон и, как был голый, вылетел на него. Все, что он успел разобрать в тусклом свете далекого фонаря, – бегущая тень, в одну секунду преодолевшая двадцать метров до поворота за дом. Вскоре до слуха Китайца донесся шум мотора, быстро стихающий вдали. Он вернулся в гостиную. В этот момент в прихожей раздались встревоженные голоса, и в квартиру ввалились разбуженные выстрелами, перепуганные, возбужденные соседи.
Не найдя под рукой ничего другого, кроме занавесок, Китаец молниеносным движением сорвал тюль и обмотал им бедра.
– Господи, – взмолился надсадный женский голос, – что это?
– Выстрелы, вот что… – резко отвечал ей надтреснутый бас.
– Безобразие! – визжала сухопарая пожилая тетка в пестром халате, под которым колыхались огромные груди.
Она включила свет в гостиной и обмерла перед завернутым в тюль Китайцем. Беспомощно вращая круглыми глазами, она дико завопила:
– Коля! Он здесь! А-а!
В испуге она попятилась и налетела на стену. Не сводя с Китайца вытаращенных глаз, принялась медленно оседать на пол.
– Кто?! – прогремел бас. В гостиную вбежал мужик в годах, но еще довольно крепкий, в мятой выцветшей майке. Оценив ситуацию, он машинально схватил стул и бестолково замер с ним посреди комнаты. Во избежание смертоубийства Китаец хотел было поднять руки, но одевавший его чресла тюль, будучи торопливо скрученным и повязанным, под грузом огромного узла принялся сползать вниз. Китаец еле успел подхватить его.
– Голый! – завизжала вышедшая из ступора тетка в пестром халате. Она уже встала на карачки и пыталась выпрямиться, но краем глаза косила в сторону Китайца.
Китаец, который тоже, надо сказать, находился не в своей тарелке, подумал, что спектакль затянулся. Поддерживая свою «набедренную повязку», он опустился на стул, глубоко вздохнул и глухим голосом сказал:
– Закурить не найдется?
Мужик еще больше окосел.
– Ты стрелял? – растерянно спросил он.
Китаец вяло кивнул.
В эту минуту в гостиную осторожно заглянули еще двое: сначала тетка с заплывшими глазами и трясущимся вторым подбородком, за ней – бодрая бабулька лет семидесяти с гаком, не успевшая толком причесаться. Ее тонкие волосенки рваными прядями торчали в разные стороны.
«Хлеба и зрелищ», – с горечью подумал Китаец.
Мало того, что эти люди совершенно утратили чувство самосохранения и ворвались в квартиру, где только что прогремели выстрелы, они еще пытаются прояснить ситуацию! А может, это недавний взрыв на рынке в Самаре настроил их на решительный лад? Придал смелости и бдительности?
– Вызывайте милицию. Я сделаю заявление, – Китаец лениво усмехнулся, чем возбудил в добропорядочных обывателях ропот недоверия и возмущения.
– Уже вызвали, – сурово нахмурив брови, прогундосила тетка в пестром халате, которая поднялась и, выставив груди, встала за спиной мужика в майке. – А Светка где? – неожиданно спросила она, испугавшись собственной храбрости. – Я вас еще вчера вечером приметила.
Китаец вздрогнул. Словно все происходящее, представлявшееся ему дурным сном или кадром из криминальной мелодрамы, при упоминании имени его подруги вспыхнуло ярким пламенем правдоподобия. Он вспомнил строчки Тао Юань Мина:
Если в мире есть жизнь, неизбежна за нею смерть,
Даже ранний конец не безвременен никогда.
Китаец вскочил и, как мог, кутаясь в тюль, направился в холл. Мужчина в майке неправильно расценил его движение. Он преградил ему путь, выкатив грудь колесом.
– Куда? – грозно вопросил он. – Нельзя.
– Я должен одеться, – попробовал отстранить его Китаец. – Если будете упрямиться, сброшу к черту эту занавеску! Подумайте об этой впечатлительной особе, – кивнул он на застывшую с открытым ртом гражданку в пестром халате, – дайте дорогу. Вас это тоже касается! – крикнул Китаец тем, кто стоял у дверей гостиной.
