Ситцевый бал - [23]

Шрифт
Интервал

Шоферское дело — баранку крутить и столовку не пропустить. Нужно директору в область — выруливаю на автостраду, скорость сто десять. Нужно на охоту — беру две запаски и подаюсь в лес, потом сутки отмываю и налаживаю машину.

Т о п о р к о в а. Не понимаю! Отчего вы так яростно открещиваетесь от… от дружбы с Прядко?

Н и к о л а й. Какая там дружба! Директор приказывает — шоферюга выполняет. Конечно, возить на «Волге» тещу за капустой… такого за Сергеем Ивановичем не водится. Зато директорскими заботами иногда делится со мной.

К л а в д и я. «Иногда». (Топорковой.) Знаете, как на заводе говорят: если директор что задумал, первому рассказывает не главному инженеру, не секретарю парткома, а Николаю Коноплеву.

Т о п о р к о в а. Очень интересно! Водитель нового типа.

Н и к о л а й. Директор у нас нового типа.

К л а в д и я. Вот вам, Светлана, самый свежий пример. Никто на заводе не расскажет вам со всеми подробностями, зачем Сергей Иванович загрузил «пикап» всякого рода плитами и помчался в Кучаево. Да еще прихватил главного технолога и лучшего бригадира ванных печей. Неплохая штука задумана!

Т о п о р к о в а (Николаю). Какая? Расскажите!

Н и к о л а й. Не специалист я.

Т о п о р к о в а (теребит его). Хотя бы в общих чертах!

Н и к о л а й (нехотя). Думали шубу для печей…

Т о п о р к о в а. «Шуба для печей» — интригующий заголовок!

Н и к о л а й. Сергей Иванович еще зимой подобрал специальную группу, чтоб искала новый способ теплоизоляции печей…

К л а в д и я. В которых варят простое бесцветное стекло.

Н и к о л а й (поясняет Топорковой). Чем надежней теплоизоляция, тем лучше качество стекломассы. Сберегается топливо. Увеличивается межремонтное время, понимаете? Примерно на полгода.

К л а в д и я. Печи меньше тепла отдают наружу.

Н и к о л а й. От этого и танцует Сергей Иванович! В цеху станет прохладней, рабочим легче будет работать.

Т о п о р к о в а. Улучшение условий труда — очень здорово!

Н и к о л а й (увлеченно). Труднее всего было подобрать получше «мех» для шубы!

К л а в д и я. Чего только не пробовали!

Н и к о л а й. Но Сергей Иванович решил: надо взять в компанию молодых специалистов с Кучаевского силикатного завода. Скооперировались. Ломали-ломали голову и в конце концов придумали «мех»!

Т о п о р к о в а. Какой? (Раскрывает блокнот.)

К л а в д и я. В основном ячеистый бетон и фосфоперлит.

Н и к о л а й. Клава, товарищу корреспонденту хорошо бы с Верой Игнатьевной побеседовать.

К л а в д и я (посмотрела на часы). Сегодня уже не выйдет.

Н и к о л а й. Может выйти. По четвергам Вера Игнатьевна обычно задерживается.

К л а в д и я. Верно, семинар цеховых лаборанток.

Н и к о л а й. Чем черт не шутит — брякнем ей! (Набирает номер.) Вера Игнатьевна!.. Говорит Николай Коноплев, добрый вечер. Вы надолго еще задержитесь?.. Нет-нет, Сергей Иванович ничего не просил передать. Тут совсем другой коленкор. К нам приехала журналистка из Москвы… Фамилию забыл, но очень-очень известная! (Заметив протестующий жест Топорковой, сообщнически ей подмигивает.) Заинтересовалась шубой — спасу нет! Можно ей заглянуть к вам?.. Лады. Через семь-восемь… от силы десять минут как штык будет у вас… Спасибо. (Положил трубку; Топорковой.) Не мешкайте.

К л а в д и я (Топорковой). Знаете, где центральная лаборатория?

Т о п о р к о в а. В одноэтажном корпусе. Кажется, номер семь?

Н и к о л а й. Точно. Давайте на третьей скорости.

Т о п о р к о в а. Мне у вас определенно везет. (В дверях.) Привет! (Уходит.)

Н и к о л а й (горячо). К столетию завода ее очерк в самый раз! Правда, Клава?

К л а в д и я. Слушай, что там у вас произошло в «Лиственном»?

Н и к о л а й (помолчав). Мне кажется, допросить ты меня могла и по телефону.

К л а в д и я. Не допросить, а расспросить. Я должна видеть твои… словом, глаза собеседника… Так что же произошло в воскресенье в «Лиственном»?

Н и к о л а й (угрюмо). Спрашиваешь — сама, выходит, знаешь.

К л а в д и я. Кто застрелил косулю?

Н и к о л а й. Черт, понимаешь, дернул Виктора Никитича, режиссера ленинградского. Он до инфаркта заядлым охотником был. Еще в Ленинграде, понимаешь, слышал про наши охотничьи места. Когда рассказывал нам с Сергеем Ивановичем, прямо слеза у него в глазах блеснула… Ну, Сергей Иванович и прихватил на всякий случай свое ижевское ружье. Вдруг на обратном пути из «Лиственного» часочек в бору сможем на вечерней тяге постоять.

К л а в д и я. Значит, в «Лиственном» охотиться не собирались?

Н и к о л а й. Ты что? В «Лиственном» только кино снимать будут. Если разрешение из Москвы получат.

К л а в д и я. Как же с косулей получилось?

Н и к о л а й. Черт понес нас на южный откос урочища. Там и снимать вовсе не придется: для кино первым делом озерцо требуется… Видим, выскочила косуля. Они в «Лиственном» людей не боятся. Виктор Никитич прямо замер, в лице даже переменился. Вздохнул… «Мечта моей уходящей жизни, — говорит. — Закончу картину, подамся напоследок в новгородские леса. Может, такая красавица станет моей лебединой песней». Лебединая песня — самое последнее в жизни.

К л а в д и я (тихо). И самое любимое.

Н и к о л а й. Ну, поехали. А косуля вдруг опять выскочила… Остальное сама знаешь.


Еще от автора Цезарь Самойлович Солодарь
Темная завеса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тем, кто хочет знать

Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.


Дикая полынь

В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена ​​против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.