Ситцевый бал - [2]
О л е г. Что вы, Людмила Степановна?! Просто произошла неприятность, и Константин Игнатьевич от огорчения, наверное, по улицам бродит.
Л ю д м и л а. Что случилось?
Олег отвернулся.
Перестаньте мямлить!
О л е г (собравшись с духом). Не переизбрали.
Л ю д м и л а (тревожно). Большинство против Кости?
О л е г До голосования не дошло. Самоотвод.
Л ю д м и л а (весело). «Неприятность», «огорчение». Вам, холостяку, не понять, что хорошие мужья обычно соглашаются с мудрыми советами жен.
О л е г (поражен). Вы… вы посоветовали… дать самоотвод?
Л ю д м и л а. Что вы! Я только попросила Костю: разгрузись, иначе не вытянешь третий курс… Как вы переживаете за своего бригадира! (Спохватилась.) Садитесь, Олег! Садитесь, не могу гостя у двери держать.
О л е г. Я не гость… Я… гонец с дурной вестью.
Л ю д м и л а. Какое там — дурной. Поймите, это я посоветовала Косте. Садитесь. Сейчас подогрею блинчики с мясом.
О л е г. Спасибо, не хочется.
Л ю д м и л а. «Не хочется». А домой придете — на консервы накинетесь. Знаю я ваши холостяцкие меню. (Открывает сервант, вынимает посуду.)
О л е г. Людмила Степановна, я, конечно, извиняюсь… но… но Константина Игнатьевича… заставили просить самоотвод.
Л ю д м и л а. «Заставили»? Костю? Кто же, интересно, смог его заставить?
О л е г. Было одно выступление. Поверьте мне, сплошная демагогия.
Л ю д м и л а. И мой муж не поставил демагога на место? Не верю.
О л е г. И я не поверил бы, скажи мне кто-нибудь перед собранием, что против нашего бригадира выступит Добрынин…
Л ю д м и л а (роняет тарелку). Семен Петрович против Кости?!
О л е г (подбирая осколки тарелки). Битая посуда, мама говорила, к счастью. Значит, Константин Игнатьевич и вся наша бригада сумеют дать отпор Добрынину.
Л ю д м и л а (повторяет). Семен Петрович против Кости?!
О л е г. Нельзя сказать — совсем против. Можно считать — критика. Но с явным преувеличением.
Л ю д м и л а. И… и никто не поправил Добрынина?
О л е г (смущенно). Полагалось бы выступить мне. Сейчас грызу себя. Но на собрании я, извините, Людмила Степановна, как-то растерялся. Поймите, все в цехе знают: Константин Игнатьевич взял меня в бригаду совсем зеленым да еще не шибко дисциплинированным, сделал из меня фрезеровщика, дал рекомендацию в кандидаты партии. (Оживился.) Вот! Это меня и остановило! Оробел. Разве можно, подумал, кандидату против ветерана Добрынина выступать?! (Смущенно.) Считаете, я не прав?
Л ю д м и л а (сухо). Настоящая правда не знает табеля о рангах. Если совесть тебе подсказывает, отстаивай свое мнение перед кем угодно. Не обижайтесь, Олег, но я думаю так. Только так.
О л е г (после паузы). Тут, Людмила Степановна, еще одно… еще один нюанс был. Могли подумать, что я не бригадира от несправедливости защищаю, а себя выгораживаю. (Заметив, что Людмила не понимает.) Ведь Добрынин и меня… зацепил.
Л ю д м и л а. Как это понять — «зацепил»?
О л е г. Критиковал-то он Константина Игнатьевича. А меня вроде для доказательства называл.
Л ю д м и л а. Для доказательства чего?
О л е г. Как бы вам сказать?..
Л ю д м и л а. Как Добрынин сказал.
О л е г. Он сформулировал вроде так: нетерпимые поступки… некоторых рабочих из передовой бригады товарища Арефьева.
Л ю д м и л а. Костя возразил ему?
О л е г (разводит руками). К моему удивлению… к всеобщему… Константин Игнатьевич промолчал. А когда стали выдвигать кандидатуры и послышались голоса «Арефьева!», «Арефьева!», Константин Игнатьевич вдруг попросил слово для самоотвода. Ну говорят: «Не принимать самоотвод!» Пришлось даже на голосование ставить. У Добрынина хватило совести воздержаться. Почти половина проголосовала, чтобы самоотвод не принимать. А остальные подумали: «Раз человек просит, надо уважить…» Как назло, в нашей бригаде, кроме Константина Игнатьевича, одни кандидаты — права голоса еще не имеем. А то, будьте уверены, мы не допустили бы. Поглядели бы вы на Зину…
Л ю д м и л а. Зуйкову?
О л е г (кивнул). Она в другом конце сидела — красная, как пион. Да кабы не ее кандидатство, Зина, уверен, не посмотрела бы на авторитет Добрынина, она бы отстояла Константина Игнатьевича.
Л ю д м и л а (подумав). Чем мотивировал Костя самоотвод?
О л е г. Не обижайтесь, Людмила Степановна, но, прямо говоря, Константин Игнатьевич как-то странно… совсем немотивированно… Начал он достойно, по-арефьевски… «Я убежден, что у нашей бригады совесть перед коллективом чиста…». Тут многие кричат: «Арефьев прав, бригада отличная!»
Л ю д м и л а. Я знаю.
О л е г (возмущенно). Но сам товарищ Арефьев почему-то вдруг закончил: «Поскольку серьезные упреки по моему адресу высказаны старым уважаемым коммунистом и производственником, я считаю для себя в данный момент невозможным быть членом цехового партбюро…» И точка!
Л ю д м и л а (задумчиво). Пожалуй, вы, Олег, правы…
О л е г. На все сто! Запомните мое слово: на следующем же собрании Добрынину придется отказаться…
Л ю д м и л а. Не об этом я. Вы правы: Костя действительно решил побродить, обдумать…
О л е г. Я тоже кое-какие тезисы уже набросал.
Л ю д м и л а (отходит к окну). Костя не хочет, чтобы я видела его расстроенным. Неспокойным…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.
Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.