Сироты на продажу - [50]

— Добро пожаловать в шестое отделение, Пия, — прозвучал в темноте чей-то голос, кажется, с соседней кровати.

— Что за имя такое Пия? — насмешливо протянул кто-то еще.

Фыркнула одна девочка, засмеялась другая.

— Меня назвали в честь прабабушки, — объяснила Пия. Она собиралась сказать, что имя у нее немецкое, но запнулась: кто знает, какие глупости внушали девочкам, прежде чем они попали в приют.

— Вот спасибо маме с папой, — проговорил насмешливый голос.

Некоторые захихикали.

— Не слушай их, — раздался голос Дженни.

Пия приподнялась на локте и напрягла зрение, пытаясь разглядеть ее, но было слишком темно.

— Можно мы будем звать тебя Пипи? — съязвила одна девочка.

— Или Пись-Пись?

— Наверно, мама считала тебя настоящей зассыхой.

Все покатились со смеху.

— Перестаньте! — одернула девочек Дженни. — Ее мама умерла от «лиловой смерти».

Кто-то ахнул, и смех поутих.

— Ты видела, как она умирала? — поинтересовался первый голос.

— Ага, расскажи нам, как это было, — добавил насмешливый голос. — Кровь из глаз текла по всему лицу?

— Прекратите, — снова вступила Дженни. — Вы пугаете маленьких.

— Да брось ты, — отозвался насмешливый голос, — мы все видели, что произошло с сестрой Энн.

— Но незачем об этом вспоминать, — возразила Дженни. — После того как она упала в рекреации, у меня целую неделю были кошмары. И у Джиджи тоже.

— А у кого не было? — поддержал ее кто-то еще.

— Я не видела, как она умирала, — призналась Пия. — Когда я проснулась утром, мама уже скончалась.

— Сочувствую тебе, — проговорил тоненький голосок.

— И я, — подхватила другая девочка.

— А моя мама скоро приедет за мной, — заявил тоненький голосок.

— Как же, жди, — разуверил ее насмешливый голос. — Я сто раз тебе говорила: сестра Эрнестина врет. Она наплела тебе баек, чтобы ты перестала плакать. Она всем такое говорит.

— Нет! — воскликнул тоненький голосок. — Мама вернется! Она мне обещала!

— Тихо, — попыталась успокоить их Дженни. — Хотите, чтобы вас снова наказали?

Все замолчали, и на комнату опустилась тишина, только железные кровати скрипели да тела елозили на матрасах.

Потом Дженни прошептала:

— Пия!

— Что?

— Если сестра Эрнестина услышит, что кто-то разговаривает или плачет после отбоя, провинившиеся получат три удара кожаным ремнем. И не пугайся, если среди ночи она заявится загнать нас в туалет. Она иногда так делает, когда у нее плохое настроение.

— Ага, — подтвердила насмешливая девочка. — И заставляет садиться по двое над дыркой и сидеть, пока что-нибудь не вылезет. — Теперь в голосе сквозили грусть и горечь.

— Спасибо, что предупредили, — поблагодарила Пия.

— Пожалуйста, — ответила Дженни.

Комната снова погрузилась в тишину.

Пия легла на бок, повернувшись к окну. Слезы катились у нее из глаз. Нужно как-то отсюда выбираться.

Наутро сестра Эрнестина ворвалась в комнату со швабрами и плетеной корзиной. Оставив их около двери, она прошагала мимо ряда кроватей, сдергивая с девочек одеяла и шлепая тех, кто не вскакивал сию же минуту. Она еще не успела дойти до окна, когда Пия потрясла Джиджи за плечо, чтобы разбудить ее, и в то же время почувствовала, что ночная рубашка сырая с одного бока. Пия заглянула под одеяло. По простыне расплылось желтое пятно. Другие девочки уже встали и убирали кровати. Пия вскочила, стащила Джиджи с матраса и поставила на ноги. Малышка что-то бормотала в полусне. Ее маленькая мятая ночнушка была вся желтая и влажная. Пытаясь спрятать пятно на простыне, Пия натянула одеяло до самой подушки, но сестра Эрнестина уже остановилась в ногах кровати, грозно взирая на ее мокрую рубашку.

— Разберите постель, мисс Ланге! — заорала она.

Пия откинула одеяло, и сестра Эрнестина схватила Джиджи за руку и потащила в проход.

— Ты знаешь, что бывает с теми, кто писается? — рявкнула она.

Джиджи заплакала и попыталась вырваться. Сестра Эрнестина вынула из-под сутаны ремень и занесла его над девочкой. Пия рванулась к ней, заслоняя собой Джиджи, и крикнула:

— Стойте! Это не она!

Сестра Эрнестина застыла на месте и уставилась на нее.

— Что вы сказали, мисс Ланге?

— Это не она.

— Я слышала, но вы, видимо, забыли, как надо ко мне обращаться.

— Извините, сестра Эрнестина. Это не Джиджи описалась, сестра Эрнестина.

В глазах монахини заплясала свирепая радость.

— Кто же тогда?

— Я, сестра Эрнестина, — сказала Пия. — Это я.

Монахиня отпустила Джиджи, и та, всхлипывая, кинулась к Пии.

— Тогда приготовьтесь к наказанию, мисс Ланге.

— Но это была… это была моя первая ночь здесь, сестра Эрнестина, — пролепетала Пия. — Я устала, была напугана новой обстановкой и не знала, разрешается ли вставать, чтобы облегчиться. И не понимала, куда идти. Я старалась сдержаться, но…

— Это не оправдание, — возразила монахиня и, потрясая ремнем, жестом велела девочке приблизиться. Остальные воспитанницы застыли в молчании. Несколько малышей заплакали. Пия подошла ближе и, закрыв глаза, собрала волю в кулак. Кожаный ремень свистнул в воздухе, опустился на влажную ночную рубашку, и заднюю часть бедер обожгло болью. Колени подкосились, и она упала на пол. По горячим щекам ручьями полились слезы; кожу на ногах, казалось, жалил целый рой ос. Пия развернулась и протянула вперед руки, чтобы защититься. Монахиня снова занесла над ней ремень.