Сироты на продажу - [110]

— Ты тронулась умом? — воскликнула Пия. — Сейчас же отдай мне ребенка!

— Не отдам, — возразила Ребекка. — Молоко идет.

— Это не твой ребенок, — Гнев переполнял Пию. — Это не Саймон.

— Знаю, — хрипло ответила Ребекка с глубокой тоской в глазах.

Пия попыталась забрать Купера, не девушка крепко его держала. Некоторое время они боролись и наконец Пия отступила, опасаясь навредить малышу.

— Отдай, — сквозь стиснутые зубы произнесла она.

В это время в коридоре раздались шаги, и в детскую вошла миссис Хадсон с Элизабет на руках, а позади нее семенили Софи и Маргарет. Увидев, что Ребекка кормит Купера, она побледнела и остановилась.

— Что это ты вытворяешь? — закричала она, отдала Пии Элизабет и подошла к Ребекке. — Отдай ребенка!

Та сначала сопротивлялась, но потом отпустила мальчика. Миссис Хадсон выхватила у нее младенца и отступила, глядя на прачку, как на опасную безумицу. Ребекка бессильно уронила руки на колени, и из груди у нее брызнуло молоко, запачкав бирюзовую блузку.

— Софи и Маргарет, — обратилась к дочерям миссис Хадсон, — идите в свою комнату.

— Но мама, — начала Маргарет, — мы просто…

— Не заставляйте меня повторять дважды, — строго сказала миссис Хадсон. — Немедленно идите к себе. Пия скоро к вам придет.

Девочки надули тубы, но послушались.

— Извините, мэм, — сказала Ребекка. — Но он начал беспокоиться, и я… просто не могла удержаться.

Миссис Хадсон указала дрожащим пальцем дверь и гневно произнесла:

— Убирайся из моего дома! Чтобы ноги твоей здесь не было!

— Пожалуйста, мэм! — взмолилась Ребекка. — Я больше не буду, честное слово! Я допустила неосторожность!

— Неосторожность? — крикнула миссис Хадсон. — Неосторожность — это порвать простыню или разбить блюдо, а твой поступок называется по-другому. Уходи, пока я не попросила мужа вызвать полицию.

По щекам Ребекки потели ручьи слез.

— Прошу вас, — рыдала она, — извините, что обманула вас, мэм… но… мой сын… мой дорогой Саймон… умер сразу после рождения. Его отец обещал жениться на мне, но обманул, и я._ — Она уронила голову на руки. — Я скучаю по своему мальчику.

Миссис Хадсон со слезами на глазах слушала ее, прижимая Купера к груди.

— Я искренне сочувствую твоему горю, но ты… ты не должна была… Купер — мой сын.

Ребекка выпрямилась и вытерла слезы.

— Я это знаю, мэм, — сказала она. — Вы правы. Он ваш сын. И я не имела права… я просто… — Она встала с кресла-качалки и дрожащими пальцами застегнула блузку, качаясь, словно пьяная. — Надеюсь, вы понимаете свое счастье: у вас столько детей и достаточно средств, чтобы их содержать. Не каждой матери так везет.

— Я отдаю себе отчет, что я счастливая женщина, — ответила миссис Хадсон. — И твои напоминания мне не нужны.

Ребекка кивнула и, шатаясь, пошла к двери, моргая покрасневшими глазами, как будто только что очнулась от кошмара.

Миссис Хадсон с мокрым от слез лицом посмотрела ей вслед, потом отдала Купера Пии.

— Присмотри, пожалуйста, за детьми, — попросила она. — Хочу убедиться, что она ушла.

— Может, позвать доктора Хадсона? — предложила Пия.

— Нет, — ответила миссис Хадсон. — Я справлюсь.

* * *

В следующее воскресенье объявили о существенно сократившемся количестве заболевших, и доктор Хадсон сообщил Пии, что нанял кеб для поездки вместе с ней в бывшую квартиру семьи Ланге. Миссис Хадсон попросила их надеть маски, и доктор согласился, что рисковать не стоит, несмотря на многообещающие прогнозы. Пии было все равно, лишь бы узнать новости о братьях или об отце. Война закончилась несколько месяцев назад, и фатер уже должен был добраться до дома.

Глядя из окна кеба на улицу, Пия чувствовала себя так, словно ее выпустили из тюрьмы. Сколько месяцев она отсиживалась у Хадсонов? За это время столько всего произошло, что девочка потеряла счет времени. Дни сливались в недели, а недели — в месяцы, которые казались годами. Как и раньше, она высматривала знакомые лица: Олли, Макса, отца или Финна. И конечно, сестры Уоллис. По крайней мере, если теперь Пия узнает кого-нибудь, доктор Хадсон попросит возницу остановиться и выпустить ее.

Когда прибыли к ее прежнему дому, Пия на ватных ногах вышла из кеба. Если она найдет отца, то как объяснит ему пропажу Олли и Макса? Поймет ли ее фатер или рассердится и станет обвинять? Пия, дрожа, обхватила себя за локти и подняла глаза к окнам своей бывшей квартиры. К собственному удивлению, она обнаружила, что не хочет больше видеть старый дом: ей лишь хотелось узнать, что случилось с родными. Тесные темные комнаты в доме 408 в переулке Шанк хранили слишком много горьких воспоминаний: об ушедшем на войну отце, смерти матери, запертых в подполе Олли и Максе.

— Готова? — спросил доктор Хадсон, и девочка вздрогнула от неожиданности.

Потом она собралась с силами, кивнула, сделала глубокий вдох и повела спутника по ступеням крыльца.

Обходя скомканные газеты, ржавое ведро и осколок оконного стекла, они прошли по неосвещенному вестибюлю и стали подниматься по лестнице. Известка и грязь скрипели под ногами, воздух был пропитан запахом вареной капусты и жареного лука. Пия вспомнила, как возвращалась из школы домой, предвкушая ужин с родителями и игры с Олли и Максом. Светлая, счастливая пора беззаботности, прежде чем на мир опустился мрак и жизнь перевернулась с ног на голову. Казалось, закрой она глаза — и снова окажется там. Но наваждение быстро исчезло и сменилось мучительной душевной болью и скорбью.