Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [76]

Девушка с отчаянием смотрела на свои сокровища. Эдвард же, рассмотрев ее получше, поразился ее красоте. У Лоретты были черные глаза, волнистые, черные как ночь волосы и ярко-красные, чувственного рисунка губы. Поймав на себе его взгляд, молодая испанка заговорила:

— Мне нужны деньги. Хочу вернуться в Европу, в Мадрид. Там у меня старший брат и дядя. Я им написала и получила ответ. Родные меня ждут.

Она презрительно посмотрела на детектива, который все это время рылся в саквояже.

— Там одежда, не помните! — потребовала она.

Роберт Джонсон выпрямился во весь рост и грозно посмотрел на нахалку. И дело бы не кончилось взглядом, но мистер Вулворт знаком попросил его помолчать.

— Мисс, я взываю к вашему чувству справедливости, — мягко начал он. — Лисбет рассказала мне некоторые факты из вашего прошлого, и я понимаю, почему вы были так привязаны к миссис Тернер. Но если вы планируете вернуться в Испанию, к родным, зачем обвинять мою дочь? Она уверена, что вы все видели, и только вы одна можете ее оправдать.

Лоретта, которую эти слова взволновали, встала на колени возле чемодана и спрятала туда драгоценности. Потом передернула плечами и тихо сказала:

— Скарлетт увлеклась вашей Лисбет, и я ревновала, страшно ревновала.

— Допускаю. Но есть кое-что, чего вы не знаете, — продолжал Эдвард Вулворт. — Лисбет ждет ребенка от своего мужа, который погиб в море. Мистер Джонсон — ее свекор. Так вот, отправив невиновную в тюрьму, вы не воскресите свою благодетельницу, принявшую вас под крыло ребенком. Я предлагаю сделку. Но надо успеть до приезда полицейских, которые неизбежно перевернут эту квартиру вверх дном.

Лоретта гибким движением выпрямилась, всмотрелась в благожелательное лицо собеседника, внушавшего меньше страха, чем детектив с его резкими манерами.

— Что за сделка? — шепотом поинтересовалась она.

— Отвезите свои вещи в надежное место, к примеру в камеру хранения на вокзале. Затем вы откажетесь от первичных обвинений, скажете, что вас замучила совесть или что сперва неверно истолковали то, что произошло на балконе. Я оплачу услуги адвоката, если у полицейских будут к вам претензии. Очень скоро вы сможете уехать в Европу, и очень состоятельной особой.

— Почему я должна вам верить? Что, если вы донесете на меня за кражу?

— Цель у меня одна, мисс, — это чтобы Лисбет была рядом со мной и моей супругой. Трагедия очень повлияла на мою дочь, но, по ее заверениям, ей пришлось обороняться, чтобы не погибнуть.

У Лоретты задрожал подбородок, уголки губ печально опустились.

— Я это знаю, мистер Вулворт. Я услышала крики, вбежала в гостиную и все видела. Скарлетт даже посмотрела на меня в последний раз, прежде чем упасть в пустоту. Это было ужасно — она сделала это сама. Ваша дочь ни при чем.

— И вы засвидетельствуете это, Лоретта? — требовательно спросил Эдвард.

— Да, засвидетельствую.

Роберт Джонсон наконец вздохнул с облегчением. Он вышел из квартиры и направился к лифту. Элизабет действительно беременна, доктор Фостер подтвердил это час назад. Ребенок должен появиться на свет в марте 1900 года. Для детектива отныне ничего важнее в мире не было, нежели это хрупкое обещание новой жизни, зачатой его покойным сыном.

А еще через час Мейбл и Элизабет сидели в гостиной. Молодая женщина устроилась возле камина, в котором Норма недавно первый раз этой осенью развела огонь. Язычки пламени танцевали, атакуя сухую древесину, и их золотистый свет придавал комнате особое очарование.

— Теперь мы должны думать о будущем, Лисбет, — сказала Мейбл. — Тебя оправдают, Эдвард в этом совершенно уверен. Да и мистер Джонсон перед уходом выразил то же мнение.

— Для меня это огромное облегчение, ма. Но ты, что сейчас чувствуешь ты? Ты была очень привязана к Скарлетт, и ты часто говорила, что она помогала тебе, когда я уехала.

— Лисбет, я любила того человека, каким она притворялась. Эксцентричность Скарлетт буквально завораживала меня, я верила всему, что она говорила, — историям про неприкаянные души, про силу Таро. Эдвард просил быть с нею поосторожнее, я не слушала. Но когда узнала, на что она способна, я пожалела, что была так слепа, так глупа! Бог мой, она приносила в жертву кошек, и даже этот, наименьший из ее грехов, ужасен! Кто знает, в своих средневековых магических практиках она, возможно, пошла бы и дальше… Даже думать не хочу, какие жуткие ритуалы она могла бы проводить.

— Лучше забыть это раз и навсегда, ма, — сказала примирительно Элизабет. — Значит, ты не очень расстраиваешься?

— Для меня это сильное потрясение, но я это переживу. Может, прочтешь наконец письмо от Антуана Дюкена?

Ты так обрадовалась, когда Бонни его принесла!

— Мне тоже не терпится его прочитать, ма, но я дождусь, когда буду чувствовать себя лучше. Вчера я еле держалась на ногах и заснула чуть ли не после первой ложки супа. Но кое-какие новости из Монтиньяка я уже знаю, Бонни прочла мне письмо от дяди Пьера.

Элизабет вынула из кармана юбки синий проштемпелеванный конверт. На нем сиреневыми чернилами старый мельник написал «Для моей внучки Элизабет».

— Наверное, это очень личное, — заметила Мейбл, — раз твой дед вложил письмо в конверт побольше, адресованный его сыну Жану. Жаль, письмо пришло с двухнедельным опозданием. Я оставлю тебя ненадолго, дитя мое. Пойду и поговорю с Нормой, надо решить, что приготовить на ужин.