Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [153]

— Я не собиралась играть с тобой, Антонэн, — отвечала молодая женщина раздраженно. — Ты взрослый мальчик, тебе уже пять лет, поэтому веди себя хорошо. Бабушка с Нормой поведут тебя в парк после обеда, если захотят. Не думай, что можешь распоряжаться взрослыми, Антонэн!

Не ожидавший такого строгого выговора, мальчик сжал губенки, а потом и захныкал.

— Мой хороший, мне скоро уходить. Прошу, будь послушным и умненьким, — сказала Элизабет, поглаживая его по голове. — А вечером я принесу тебе книжку с картинками. Кстати, почему бы тебе не помочь Норме готовить обед? Тебе это так нравится!

— Хорошо, мамочка, — всхлипнув, согласился мальчик.

Мейбл, в своем атласном пеньюаре, встала, чтобы его поцеловать. Антонэн без возражений ушел с Нормой.

— Ты становишься суровой, Лисбет.

— Это необходимо, ма. Антонэн — мальчик капризный, мы слишком его балуем.

— Сейчас это не самое важное, — нервно заметил Эдвард. — Лисбет, что ты собираешься делать?

— Буду с утра до вечера с папой в больнице. Жан все еще там. Он связался с Бонни по телефону. Она сказала: будь с братом. Я приехала сообщить вам новости и переодеться. Но, я вижу, моей радости вы не разделяете. Хотя «радость» — это слабо сказано. Я ощущаю огромное счастье, словно крылья вырастают за спиной. Но я и сержусь тоже.

— Почему? На кого? — испугалась Мейбл.

— Ма, я уже шесть лет в Нью-Йорке и даже не попыталась поискать папу. А надо было! Если б не Жюстен, я бы до сих пор не знала, что здесь есть французский квартал. Ты только что говорил, па, что я боялась этого человека. Да, боялась! Особенно после того, как он на меня напал. Но это была судьба! Она сводила нас раз за разом. Смотрите!

Из атласной поясной сумочки она извлекла крестильный медальон Катрин на порванной цепочке.

— Он не продал его, не потерял. Сестры вынули украшение из кармана куртки, он носил его при себе. Прошу, поймите, я испытываю потребность постоянно быть с папой! Дядя Жан и я, мы решили: будем рассказывать ему о прошлом, повторять имена тех, кого он любил. Если он нас услышит, то, может, очнется и станет снова Гийомом Дюкеном. Он был такой красивый, мой папа… Волосы черные, густые. Смуглый. Со светло-серыми, в золотистую крапинку, глазами! Ради мамы я обязана вернуть ему человеческий облик, силу, память.

Мейбл обняла приемную дочь, нежно поцеловала в лоб.

— Ты все делаешь правильно, милая. Но что это? Ты дрожишь? Глаза опять на мокром месте? Иди и поспи немного, а я приготовлю, во что тебе переодеться. Приведешь себя в порядок и поедешь в больницу!

— Да, ма, так и сделаю. Я очень устала.

Эдвард Вулворт, собираясь с мыслями, помог Элизабет встать. И тоже ее обнял.

— Прости меня, — прошептал ей на ухо. — Я повел себя некорректно.

Не как хороший отец. Но я тебя очень люблю.

— Я прощаю тебя, па.

Замок Гервиль, четверг, 13 июля 1905 года

Роже, облокотившись о загородку манежа, любовался галопирующей по песку кобылицей — белой масти, с серебристой гривой. Подошла Жермен с полной овощей корзиной у бедра.

— Правильно сделал наш хозяин, что купил эту красавицу, — улыбнулся ей молодой конюх. — Он приметил ее еще весной на ярмарке в Руйяке. В тот день, когда я смогу позволить себе лошадку, пусть и вполовину не такую породистую, буду скакать до потолка!

— Значит, надо экономить, Роже.

— Я это и делаю. Мсье Жюстен положил мне хорошее жалованье, плюс питание и крыша над головой. А вы, Жермен? Готов поспорить, вы не транжира!

— Первый заработок я отдам отцу, и он его тут же пропьет, — грустно отвечала девушка. — У меня нет приданого, ну и пусть. Замуж я все равно не выйду!

— Такая хорошенькая? Шутите!

— Нет. Я решила через год, когда стану совершеннолетней, уйти в монастырь. Скорее всего, к урсулинкам, в Пуатье.

Жюстен пустил лошадь рысью и скоро был уже возле них. Швырнул Роже свою каскетку, и тот поймал ее на лету. Новый владелец поместья ласково потрепал лошадь по шее.

— Здравствуй, Жермен! Вижу, ты была на огороде. Роже, дружище, как тебе мое приобретение?

— Ваша Кибела — просто чудо, мсье Жюстен. Крепкая, и аллюр у нее знатный! Имя ей очень подходит.

— Так звали богиню, олицетворение природы-матери, весьма почитаемую в античные времена. Ее первый хозяин был человек начитанный.

— Как и вы, мсье, — ввернул довольный конюх.

Жермен хотела было уйти, но Жюстен попросил ее задержаться. И объяснил удивленной горничной:

— Мне нужен свидетель для важного дела. Вы как раз подходите!

Девушка смутилась, посмотрела на него непонимающе. Роже хотел ее подбодрить, но не осмелился.

— Роже, мы с тобой друзья, и ты отлично ходишь за моими лошадьми, — сказал Жюстен, спешиваясь. — Давно хотел сделать тебе подарок, но все не мог подобрать подходящего. Теперь — дело другое. Я дарю тебе Кибелу! Бери и владей.

Он через барьер перебросил парню уздечку. Жермен смотрела на них во все глаза.

— Мсье, не надо! Это лишнее, — стал возражать Роже.

— Ты сто раз говорил, что мечтаешь иметь собственную лошадь. Я не шучу, и я купил ее для тебя. Можешь уводить в денник, чистить, задавать ей корм. А завтра займешься объездкой.

— Спасибо, мсье Жюстен! У меня голова идет кругом! Спасибо большое!