Сирийская жара - [46]

— Думаю, дня три-четыре. Документы уже собственно, готовы, нам не хватало фотографий.

— Кто она? — художница прилегла на диван, и ее густые волосы с медным отливом разметались по кожаной подушке.

— Не твоего ума дело! Сколько раз я тебя просил не душиться этими духами! — поморщился Фардин. Аромат отвлекал его и навевал совершенно не деловые мысли.

Симин это знала и пользовалась подобными уловками. Она засмеялась. Художница, воспринимавшая Фардина как недотепу-ученого, книжного червя, вдруг обнаружив, что рядом с ней опытный, сильный, изворотливый разведчик, очевидно, находящийся выше ее по положению во всех смыслах, не сразу приняла это.

Она привыкла, что, будучи сотрудницей МИ, она обладает большой властью, почти неограниченной. Во всяком случае, для чувства собственной значимости ей хватало полномочий. Она жила вольготно, в отличие от большинства иранцев легко перемещалась по миру. Правда, платила за это нервами, бессонными ночами, воспоминаниями о ликвидированных ею неугодных родине людях. Но это ничего. Она привыкла. И вдруг появился человек, крепко взявший ее за горло, поставивший под угрозу всю ее безбедную условно свободную жизнь. В секунду она теперь могла лишиться всего материального, а самое главное — жизни. Но не сразу, заподозри ее руководство МИ в связях с российской разведкой, пытать ее стали бы долго, мучительно, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. Она для страны бесполый солдат, боевая единица.

Но так она рассуждала только первые несколько дней своего нового существования в роли двойного агента. От ярости расколошматила скульптуру быка, стоявшую в ее шикарной мастерской в пентхаузе элитного дома, в котором она жила формально с «братом» и его женой.

Симин металась, злобствовала, однако выхода из создавшегося положения не видела. Она могла только смириться, в противном случае тут же оказалась бы в изоляторе на месте Фардина. Хотя и его бы схватили, но ей бы уже было все равно.

Через неделю она встретилась с Фардином снова и не испытала никакой ненависти. Наоборот, вдруг поняла, что все больше привязывается к нему. Ей необходим был, по-видимому, человек, за которым она могла идти куда угодно, положившись на него во всем. Пусть даже парить в невесомости или ходить по воде, как пророк Иса. Обострившееся чувство опасности от нового уровня отношений с Фирузом напоминало разряды тока, немотивированного, словно электричество генерировалось прямо из воздуха. Ее так ударяло каждый раз, когда она видела своего любовника и соучастника в деле предательства родины.

— Ты мне хочешь что-то рассказать? — спросил Фардин строго.

Он сел в кресло около круглой лампы, и Симин начала мысленно рисовать его портрет. Очень хорошо свет падал, разделив лицо вертикально строго по линии носа. Светлая сторона и темная.

— Через пять дней улетаю в Стамбул, — нехотя прервала она свое «рисование» и любование.

— Ты же только недавно вернулась из Парижа. Что там в Стамбуле? Выставка?

Они посмотрели друг другу в глаза, и Фардин вздохнул, догадавшись, что речь идет снова о ликвидации. Значит, вернувшись оттуда, девушка будет сама не своя, наверное, неделю, а то и две. С ней очень тяжело в такое время. Она рисует безумные сюжеты, животных и людей — абстракцию с вывороченными наизнанку лицами и внутренностями. Подобная живопись пользуется бешеным спросом, особенно в Европе, картины раскупают как горячий лаваш. Ищут в них глубокий философский смысл, пожалуй, только Фардина с души воротит от такой «живописи».

— Есть один человек… — сказала она задумчиво. — Поступила информация от наших осведомителей в Турции, что он должен прибыть туда в ближайшее время.

Фардин закурил снова, махнув рукой на экономию. Облокотился о колени так, словно собирался смотреть увлекательный футбольный матч и ждал продолжения.

— Его зовут Зерах Яглом. Он «эксперт» по Сирии и Ирану. Выворачивает любую ситуацию в пользу Израиля, США, ДАИШ. Неясно до конца он проплаченный специалист или вообще из Моссада, прикрывающийся учеными степенями. Ну ты знаешь, как это бывает… — она улыбнулась льстиво.

— Если второе, тогда ему было бы целесообразнее работать в другой стране. А он, как я понимаю, обитает в Иерусалиме.

— Ты его знаешь? — приподнялась на локтях художница.

— Я читал несколько интервью с ним. Поразительно, что он давал интервью даже «Хааретц». Есть там оппозиционный журналист Гидеон… — Фардин пощелкал пальцами. — Не важно. Так Яглом преподносил все под тем углом зрения, при котором ловко подстраивался под аудиторию данной газеты, интернет-издания, но в то же время гнул свою линию насчет враждебной Сирии, заполненной иранскими шиитами. И хоть мы — дикие люди, персы я имею в виду, наше оружие довольно опасное для Израиля и нам необходимо отойти от их границ куда-нибудь в Антарктиду. А еще лучше чтобы нас не существовало вовсе, так же, как и арабов. «Хезболла», ХАМАС — всех мы и сирийцы поддерживаем, а потому веры нам нет. Причем все это он выдает не в лоб, не называет вещи своими именами, а исподволь, прикрываясь научными выкладками, теориями, тактико-техническими характеристиками нашего оружия, раскладками по дальности стрельбы, кто и какими ракетами, не дай бог, может угодить по территории Израиля. А потому лучше нанести превентивный ракетный удар. Что они регулярно и делают по позициям нашей Аль-Кудс.