Сионская любовь - [45]
Отворилась дверь, и с шумом вошли Хэфер и Букья.
— Приветствую, тебя, Карми! Налей-ка нам по кувшину молодого вина да по кувшину шейхара! — прокричал с порога Хэфер, — гнусно на душе, жуткие слухи кругом, беды великие ждут нас, утопим горе в хмельном!
«Азрикам и Зимри люди достойные, вопли пьяниц не для их ушей», — подумал Карми.
— Тихо, приятели! Не время нынче для шутовства! — одернул Карми вошедших.
— В чем дело, Карми? Уж не гостит ли у тебя некий проповедей чтец? Если так, пусть разъяснит нам, как с вином обходиться, — огрызнулся Хэфер.
— Я разъясню, как с ним обходиться, — вступил в разговор Букья, — мы с Хэфером, как и ты, Карми, люди внутри пустые, а кувшины любим полные. Сосуды эти опорожним, и станут они пустые, а желудки и головы наши блаженством наполнятся. Вот и вся премудрость!
— Довольно пустословия! Сидите тихо и пейте. Оставьте панибратство. Не позволю никому говорить со мной так, будто знает меня! — сердито сказал гордец, торговец вином.
— А все же признайся, Карми, проповедника прячешь. Поищем-ка за стеной! — воскликнул Хэфер.
— Здесь Азрикам и Зимри, — понизив голос, сказал Карми.
— О, это щедрые, благородные люди! Непременно нас угостят! — нарочно заорал Букья.
Азрикам услыхал, открыл дверь и поманил рукой веселых друзей. Те вошли и видят, сидят за столом двое и тем же делом заняты.
— О чем задумался, Зимри? В виноградном настое разбежавшиеся мысли ищещь? Или новость необычайную изобрести готовишься? — спросил Хэфер.
— В жидкости этой красной и мыслей и новостей полно. И цены им нет, если держишь их при себе скрытно, — ответил Зимри, сделав большой глоток.
— Стакан вина — безумия стакан. Начинается скрытно, а кончается принародно. Что в голове родится — не удержишь при себе. Хмель язык окрыляет. Пьем и Господа гневим, — с неожиданным достоинством заметил Букья.
— В твоей-то голове, Букья, какие великие тайны сокрыты? — спросил Азрикам, — какие секреты стережешь? Не тебе ли только что кувшин доверху наполнили? Брюхо твое лопнет, словно худой винный мех, и дыра образуется пошире проломов в городских стенах!
— Ошибаешься, мой господин, — обиженно возразил Букья, — я вовсе не таков. Хоть к хмельному я привычен и не обхожусь без оного, а все же я человек надежный. А, впрочем, довольно шуток. Болтовня и безделье свершений не сулят. Лучше прикажи, господин, нашему общему ублажателю Карми принести побольше молодого вина всех сортов, какими Господь благословил погреба его. От печалей седина в голове, а чаша молодит душу.
— Неси вина, Карми! — скомандовал Азрикам.
— Верной мерой отмеряй! — добавил Хэфер.
— Да здравствует наш славный царь Хизкияу! — провозгласил Букья, — Покуда Хизкияу на престоле, вино водой не разбавляют, верной мерой отмеряют, и наши желудки и головы в полном порядке! Слышал я, городские надзиратели нагрянули к некоему виноторговцу и нашли у него фальшивую меру, и вдобавок вино его было на вкус отвратительно. Перебили у него всю посуду, вино отобрали, а самого на тюремный двор свели. Остерегайся, Карми! Не кради у людей, чтоб не пришлось потом черепки из дому выметать!
— Остры твои рассказы, винный шут! О мере рассуждаешь бойко. Сам меру соблюдай! — ответил Карми.
— Поторопись, дружище, не жди Санхерива! — прикрикнул Хэфер.
Карми поставил перед гостями вино, те разлили его по стаканам и стали пить. Букья вдохновился и запел застольную песню.
— Застольная моя весела и бодра. Довольно мыслей, нет от них толку. Быть может, завтра тела наши червей могильных насыщать станут. Кто жизнь любит, тот о прошедшем не тужит, в грядущее не заглядывает, а сегодняшний день празднует и оттого всегда доволен. «Завтра» — враг «сегодня», — дополнил шутовскую свою песню Букья.
— Хмельное человеку впрок. От вина красного и речь красна делается, — заметил Хэфер, кивая на друга.
— Ради правды стараюсь. Могу и у ворот проповедывать, — сказал гордый похвалой Букья.
— Истинно говорят: тревожные времена настали, — перевел на другое Карми, — не годится слабым быть. Придет день войны, и укроемся в городе. Высокие до неба крепостные стены смутят ашурцев. В египетские города Цоан и Ханэс отправились наши воеводы — коней и боевые колесницы доставят в Сион. А в доме лесном, что из ливанского кедра построил в давние времена царь Соломон, хранится видимо-невидимо оружия и щитов. Станем воинами, и Бог нам поможет.
Зимри молча слушал. Наконец, вступил в разговор, подкрепившись стаканом вина.
— Вино у тебя, Карми, настоящее, без воды, вся вода в речах твоих. Лишь даманов, зверьков робких и травоядных, великие стены иерусалимской твердыни защитят. Полагаешь, весь народ — герои? Глянь-ка, воины по укрытиям разбежались, щели глиной замазывают. Такое укрепление лев легко развалит лапой. Вы смельчаки за чашей вина языком болтать. Известно: говорливы те, кто не умеет думать. А как покажется враг у ворот, да обнажит лезвия мечей и острия копий, так и онемеете разом. Уж я опытен, нашествие царя ашурского Шалмансэра испытал. А испытавший — поневоле умен. Хлебнул беды в осажденном Шомроне. Нет, друзья любезные, краснобайством Санхерива не одолеть! — провозгласил Зимри.
История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.